СЛОВО О ВОЙНЕ АРМЯНСКОЙ. Главы 1 — 4.
ЕЛИШЭ
СЛОВО О ВОЙНЕ АРМЯНСКОЙ[1]
Пояснения к переводу
«Слово о войне Армянской» сохранилось в многочисленных рукописях, следовательно, пользовалось широкой популярностью уже в древности. При этом рукописи в частностях отличаются друг от друга, необходим специальный анализ с учетом всех вариантов, который позволил бы приблизиться, в пределах возможного, к подлиннику. Публикации «Слова» выходили в свет многократно, но критическое издание появилось лишь в 1957 г. Оно было осуществлено известным филологом и историком церкви Ервандом Тер-Минасяном[2]. Настоящий перевод выполнен по этому изданию.
Сочинение Елишэ многократно переводилось, имеются переложения на современный армянский, французский, итальянский, английский языки. Наш памятник трижды издавался и по-русски. Последний перевод был выполнен выдающимся ученым, представителем замечательной петербургской школы кавказоведения, акад. И.А. Орбели (1887-1961). Рукопись И.А. Орбели сохранилась с двумя утратами, требовалась, естественно, и новая сверка с подлинником. Издание этого перевода, с соответствующими доделками, выпало на долю автора этих строк. Книга увидела свет в 1971 г.[3] Но всякий перевод со временем требует переделок и уточнений. [191] В настоящее время мною подготовлены к изданию научные переводы как «Слова о войне Армянской», так и сочинений Лазара Парпеци — с исследованием и подробным историко-филологическим комментарием. Эта работа и составляет основу настоящей публикации.
События, о которых повествует Елишэ, подробно освещены во второй главе этой книги, в четвертой же «Слово» рассмотрено как литературный памятник. Это позволяет отказаться от особого введения и свести примечания к минимуму. Как и в основной части книги, собственные имена и специальные термины приводятся по-русски в форме, которая соответствует их написанию по-древнеармянски. Специальные термины набраны курсивом и оставлены без перевода, но в конце книги читатель найдет их перечень в алфавитном порядке, с пояснениями. Ссылки на св. Писание даются лишь в случаях прямого цитирования.
Перевод выполнен с максимальной близостью к подлиннику и читатель сможет оценить пусть необычную для нашего времени, но исключительную красочносгь стиля Елишэ.
Публикация сайта «Восточная Литература» www.vostlit.narod.ru
ЕЛИШЭ
СЛОВО О ВОЙНЕ АРМЯНСКОЙ
СЛОВО О ВОЙНЕ АРМЯНСКОЙ, ИСПРОШЕННОЕ ИЕРЕЕМ ДАВИТОМ МАМИКОНЕАНОМ
Слово, что ты предписал сочинить, я завершил, о славнейший! Ты повелел [рассказать] об Армянской войне, где многие — не одиночки! — отличились доблестью.
Вот [что] я изложил в этих семи разделах:
Первый. То время.
Второй. События от [действий] властителя Востока.
Третий. О единодушии церковной общины.
Четвертый. Междоусобие среди отколовшихся от этой общины.
Пятый. Нашествие людей восточных.
Шестой. Сопротивление армян войною.
Седьмой. Продолжение боевых действий.
В этих семи главах я по порядку и со всей полнотой изложил начало, середину и конец, чтобы ты повседневно читал, узнавая о доблести благих и о бесславии отступников — не для того, чтобы утолил в себе жажду обильных земных познаний, но дабы тебя коснулся небесный промысел, который в предвидении своем готовит воздаяние обеим сторонам, по зримому предугадывает незримое.
Но ты, о великий в познании Бога, почему ты даешь [мне] поручение, тогда как и сам мог бы принять [чье-то] повеление касательно [создания] более совершенных [творений]? Как кажется мне, и тебе, и тем, кто пребывает в любомудрии, это признак небесной любви, а не земного честолюбия. Как выразились некие из славных историков: «Согласие — матерь благ, несогласие — родитель зла». [193]
И мы сами, взирая на святую любовь, [обусловившую] твое повеление, нисколько не медлили и не убоялись, видя собственное ничтожество. Ибо праводушие уже есть нечто значительное, ему положено быть помощником в слабости, как молитве — в познании и святой любви в делах общей пользы.
И мы, восприняв эту любовь вместе с твоим повелением, охотно приступили к сему сочинению, которое есть утешение для любимых, надежда для уповающих, ободрение для отважных, по собственной воле ринувшихся на смерть, видя впереди победоносного военачальника [Христа], который никого не станет попирать во вражде ногами, но выказывает всем свою непобедимую мощь. И вот, кто пожелает, тот [будет] принят как добровольный мученик. А поскольку понятие этого мученичества многозначно, Он и благости всем раздает многоразличные. Но что ставим превыше всего — это святую любовь, исходящую от непритворных мыслей.
Эта искренность подобна вышней. И мы, увидев это в тебе, забыли нашу природу. И вот, паря, мы возносимся вместе с тобою. И когда в высоком парении пронесемся сквозь вредоносные грозовые ветры, то, вдохнув немного чистого горнего воздуха, почерпнем знание во спасение нас самих и во славу всепобеждающей Церкви. И пусть множество святых служителей с радостью совершат полагающуюся им службу во славу Отца всеобщего, и там с ними святая Троица, ликуя, возрадуется в беспечальной своей сущности!
Итак, приняв повеление от тебя, по природе своей не ведающего зла, начнем, откуда начать достойно, оплакивать бедствия нашего народа, хотя это и противно нашему желанию. И вот, вопреки своей воле, в плаче заливаясь слезами, мы поведаем о многих ударах, кои и нас коснулись и которых мы оказались очевидцем. [194]
Раздел первый
ТО ВРЕМЯ
Итак, после падения рода Аршакуни, стал господствовать над страной нашей Армянской род перса Сасана, который правил по законам могов и много раз сражался с теми, кто не следовал этим законам[4]. Начиная со времени царя Аршака, сына Тирана, он сражался до шестого года Арташэса, царя Армении, сына Врамшапуха[5]. А когда и того отрешили от царства, царская власть перешла в руки нахараров Армении, ибо, хотя подати поступали персидскому двору, армянскую конницу вели в бою всецело нахарары. Потому и свободно, с вознесенной главой, процветало в стране Армянской богопочитание — от начала правления Шапуха, царя царей, до второго года Йазкерта, царя царей, сына Врама[6]. В нем дьявол нашел себе приспешника и излил [в него] накопленный яд и наполнил его, как колчан, отравленными стрелами. И стал он неистовствовать в своей нечестивости, исполнился чванства и, буйствуя, рассылал бурю на все четыре стороны света. И представлял нас, верующих во Христа, как своих врагов и противников, и, притесняя, устрашал своим мятежным нравом.
Ибо очень были ему милы вражда и кровопролитие, потому он и не находил в душе покоя: «На кого бы мне излить горечь яда?» или: «Куда бы мне разослать это множество стрел?» И от крайнего безрассудства, накинувшись, как разъяренный зверь, на Греческую страну, разгромил все до города Мцбина и многие области ромеев разорил набегами, а все церкви сжег. [195] Собрал много добычи и пленных и навел ужас на все войско страны[7].
А блаженный кесарь Феодосий[8], ибо был он миролюбив во Христе, не пожелал встретить его войною, но послал к нему со множеством сокровищ мужа по имени Анатолий, который был его спарапетом Востока. И персов, которые по принадлежности к христианству бежали и находились в городе кесаря[9], схватил и выдал в его [Йазкерта] руки. И все, о чем тот когда-то говорил, [Феодосии] выполнил согласно его воле и удержал его от великого гнева. И тот вернулся в свой город Тизбон[10].
И когда этот нечестивый властитель увидел, что его злое дело удалось, начал присовокуплять [к нему] еще другой замысел, как человек, щедро подбрасывающий дрова в пылающий огонь. Ибо там, где испытывал некоторые опасения, он утвердился безбоязненно. Вследствие этого поколебал он многих из святой общины христианской, кого угрожающими словами, кого оковами и пытками, а кого и погубил мучительной смертью. Грабил он добро и имущество и с великим поношением мучил всех. И когда увидел, что разбежались и рассеялись они в разные стороны, горя и пылая как печь, созвал он на совет служителей шуйцы[11], которые были связаны с идолопоклонством нерасторжимыми узами, чтобы сжечь общину святой церкви.
Ибо такие при жизни пребывают словно в густом мраке, и души их заперты в теле, как живой в могиле, и к ним никогда не проникнет луч чистого света Христова. Так и смертельно раненые медведи перед последним издыханием дерутся особенно яростно, почему мудрые, уступая, бегут от них. Именно такой конец наступил для этого государства. Получая удар, [такие правители] не ощущают, а если сами бьют, то не сознают. И когда не бывает врага вовне, начинают сражаться и биться между собою. Приложимы к ним слова пророка: «Муж, мучимый в голоде своем, обратится и поест половину своего тела»[12].
Подобно этому и сам Господь говорит: «Всякий дом и царство, что разделяется внутри себя, не может пребывать твердо»[13].
Так что же ты вопишь, что ты борешься, что ты пылаешь, как не угасаешь? К чему зовешь на совет тех, кто души у вас вырвал, и [196] неоскверненное ваше вынес на осквернение, а тленное тело ваше, проволоченное, как омерзительная падаль, выкинул вон?! Ты воистину желаешь, чтобы прикрыт был замысел твоего нечестия. Но увидишь: как он откроется, так познаешь исход его!
Говорят моги: «Храбрый царь, боги дали тебе твое царство и победу, но нисколько не нуждаются они в благах вещественных, кроме как чтобы обратил ты к одному закону все народы и племена, что в твоем государстве, — тогда и страна греков, покорившись, подчинится твоим законам. Итак, о царь, немедленно последуй нашему призыву: собери войска и составь рать, отправься в страну кушанов[14], и все народы собери ты вместе и заставь пройти через ворота Пах[15] внутрь, и там же устрой свое пребывание. Когда ты остановишь и запрешь всех на далекой чужбине, исполнятся замыслы твоей воли и, как ты являешься в наших предсказаниях, овладеешь и страной кушанов, и даже греки не выступят против твоей власти. Но только устрани лжеучение христиан!»
Угодным показался этот совет и царю, и согласным с ним вельможам. Написал он грамоты, отправил гонцов во все места своего государства. А вот образец этого указа:
«Ко всем народам моего государства ариев и не-ариев[16]! Да умножатся у вас [блага] от нашего человеколюбия, пребывайте в благополучии, мы же сами здравствуем с помощью богов!
Ничуть вас не потревожив, мы пошли в страну греков и без ратного дела, любовно и человеколюбиво покорили нам всю страну в рабство. Исполнитесь добрыми мыслями и пребывайте в неиссякаемой радости, но дело, о котором мы говорим, исполните немедленно. Мы задумали непреложно направиться в страну Восточную — с помощью богов подчинить нам государство кушанов. Как только вы увидите сие послание, немедленно отправьте конницу, опережая, встретьте меня в стране Апар!»[17]
Такого рода послание пришло в Армению, и в Иверию, и в Алванию, и в Лпинк, и в Цавдэк, и в Кордук, и в Алдзник, и во многие другие отдаленные местности, [насельников], которых в прежнее время не заставляли следовать по этому пути[18]. В Великой Армении [царь] составил рать из азатов, и сыновей азатов, и остаников из царского удела. По этому же примеру [набирал] из Иверии [197] и из Алвании и из страны лпинов, а также из различных краев юга, близ границы Тачкастана[19], и страны ромеев, и из Кордука, и из Дасна, и из Цавдэ, и из Арзнарзюна[20], — все они были верующими в единую соборную апостольскую Церковь и крещеными.
И не разгадав, по невинности, двуличные мысли царя, каждый двинулся из своей страны, бодро, с любовью к Господу в мыслях, чтобы с искренней верой выполнить воинскую службу. Взяли они с собой книги божественного Святого Завета, [отправились] со многими церковнослужителями и священниками. Но отдали распоряжение в [своей] стране в надежде не на жизнь, а на смертный конец, препоручая друг другу [свои] тела и души. Ибо, хотя замысел царя не был открыт для них, но у всех в мыслях были подозрения. А когда, в особенности, увидели, что сломилась пред ним [царем] мощь греков, они были совсем потрясены и поражены в своих мыслях.
Но, так как они привыкли блюсти заповеди святых заветов Божьих, постоянно помнили заповеданное Павлом: «Рабы, будьте послушны господам вашим по плоти, не с притворством и лестью, но чистосердечно служите как Богу, а не как людям, ибо от Господа воздаяние за труды ваши!»[21]
Со всем этим благомыслием отправившись из своей страны и положившись на Святого Духа, они явились к [царю], выполнив его повеление и все сделав согласно его воле. Очень радовался царь, что исполнились его желания и мысли и вот, поступил он с ними так, как наставляли служители его нечестия.
И когда царь увидел все снаряжение и многочисленность войска варваров[22], которые с готовностью пришли на царскую службу, он еще более возрадовался перед лицом вельмож и всего войска. Внешне он скрывал свою собственную волю и замыслы и вынужденно одаривал со щедростью. Со всеми вместе двинулся он против царства страны хонов, которых называют кушанами[23], но, провоевав с ними два года, нисколько не смог воздействовать на них. Затем отправил воинов в их края и призвал к себе других, снаряженных так же. Тот же обычай установил и на последующие годы, и выстроил там город для собственного проживания, — [198] начав в четвертый год своего правления и [закончив в] одиннадцатом году своего царствования[24].
И когда увидел, что верны остались ромеи своему договору который они установили с ним, и перестали хайландуры[25] выходить через пограничную крепость Чора[26], и зажила его страна, окруженная со всех сторон миром, и он придавил даже царя хонов, ибо разорил многие его гавары, а власть его утвердилась [повсюду] — по всем атрушанам своей страны он разослал добрых вестников, умножил принесение жертв огню белыми быками и косматыми козлами и весьма участил непрестанное служение своей скверне; венками и повязками почтил он многих из могов и еще более многих могпетов. Дал также повеление отбирать имущество и достояние христиан, которые жили в самой стране персов.
Вот так возгордился и зазнался в мыслях своих, вознесясь превыше людской природы, обнаглел не только в земных военных делах, но [даже] вообразил себя кем-то более великим, чем [допускает] природа унаследованного от отцов сана. Посему лицемерно скрывал свои мысли, но, как догадывались мудрецы, он словно ставил себя в один ряд с бессмертными. И приходил в ярость при одном имени Христа, когда слышал, что, мол, он был мучим, был распят, умер и был погребен.
И в то время как он непрестанно метался от этих безумных мыслей, один из молодых армянских нахараров возразил ему говоря: «Храбрый царь, откуда ты знаешь об этом, чтобы такие слова произносить о Господе?» Ответил царь: «Да в моем же присутствии читали книгу вашего лжеучения!» Ему тот юноша и говорит: «Почему, о царь, ты дал читать только до этого места? Продолжи чтение, и там услышишь о воскресении, явлении пред многими, вознесении на небо, восседании одесную Отца, об обетовании второго пришествия, с чудесным воскрешением всех, о скором воздаянии праведного суда!» Когда царь услышал это, он был глубоко уязвлен, но притворно засмеялся и сказал: «Все это — вранье!» Ответил воин Христов: «Если веришь в его земные страданья, тем более поверь во второе грозное пришествие его!» [199]
И, слыша это, царь распалился как огонь в печи вавилонской до того, что тут же и его люди были опалены как халдеи[27]. Тогда излил он весь пыл гнева на блаженного мужа по имени Гарегин. У него были путы на ногах и путы на руках, царь два года предавал его мучениям и, отняв княжескую власть, приговорил к смерти.
Раздел второй
СОБЫТИЯ ОТ [ДЕЙСТВИЙ] ВЛАСТИТЕЛЯ ВОСТОКА
У тех, чьи души ослабли по отношению к небесной добродетели, телесная природа весьма подвержена страху. От каждого дуновения ветра она колеблется, и от всякого слова смущается, и ото всего дрожит. Такой человек в жизни своей пробавляется [пустыми] сновидениями и, умирая, идет на окончательную гибель. Как сказал кто-то из древних: «Смерть неосознанная есть смерть, смерть осознанная — бессмертие». Кто не осознал смерти, трепещет перед нею, но кто осознал смерть, не страшится ее. И все эти беды проникают в мысли человека от невежесгва. Слепой лишен лучей солнца, а невежда лишен совершенной жизни. Лучше быть слепым глазами, чем слепым разумом. Как больше душа тела, так зрение умственное выше, чем телесное.
Если кто чрезмерно возрос в мирском величии, а разумом он беден, такой более многих других достоин жалости, как мы это видим не только у заурядных людей, но и у наиболее выдающихся. Не имея у себя соправительницей мудрость, царь не может соответствовать своему уделу. А если это так в мирских делах, то насколько же больше в духовных?!
Душа есть жизнь всего тела, но мысли — правители и тела, и души, как в отношении одного человека, так и в отношении всего мира. Царь ответствен не только за себя, но и за тех, кого он погубил.
Но мы, хотя и не имеем дозволения злословить о правителях, не можем восхвалять того, кто оказывается богоборцем. И я рассказываю [201] о бедственных событиях, которые обрушились через него и на святые церкви, и не стану медлить. Не умолчу — без намерения злословить, но правдиво говоря об исходе дел. [Повествую об этом] не рассказами побужденный и не слухами пробужденный, но сам, лично оказавшись там на месте, я видел его и слышал звук его голоса, когда он нагло говорил. Как страшный ураган, который обрушивается на великое море, так он потрясал и приводил в содрогание все множество своих войск.
И устроил он смотр всех учений и разбирал учения могов и волхвов и все учения своей страны. Коварно свалил туда же и христианство и говорил, отдавшись буйным замыслам: «Спрашивайте, разберите, рассмотрите! Пусть мы примем то учение, которое изберем как лучшее!» И спешил, дабы поскорее свершилось бывшее у него в мыслях.
А происходившие из разных мест христиане, что были у него в войске, разгадали [опасность от] огня, который пылал и горел втайне и желал охватить пожаром все горы и долы. Возгорелись и они несгораемым огнем и твердо приготовились к испытаниям от тайных козней.
Стали они после этого громогласно, с псалмами и духовными песнями, и с блистательными проповедями совершать службу прямо против великого стана. И всех, кто только приходил к ним, они безбоязненно, не страшась, охотно поучали. И Господь споспешествовал им знамениями и чудесами, ибо многие больные из языческого войска получили исцеление.
А когда тот нечестивый понял, что коварство его замысла открылось и что горение приготовленного им огня — прежде, чем кто-либо раздул его — явно было распознано пребывающими в страхе Божьем, начал он тайными стрелами растравливать замысел своего злодейства и вызывал неисцелимые раны на телах и в душах.
То он жалил и извивался, как ядовитая змея, то потягивался и рыкал, как яростный лев. Он корчился и катался по земле во власти своих двуличных мыслей, желая осуществить свой замысел. И, поскольку наложить руку и схватить он не мог, так как [христиане] не были сосредоточены вокруг него в одном месте, он начал [202] выдвигать младших перед старшими, подлых перед почитаемыми, невежественных перед знающими, трусливых перед храбрыми мужами. Нужно ли мне перечислять раздельно — он оттеснил всех достойных, так что породил раскол между отцами и сыновьями.
И, хотя это бесчинство он учинял над всеми народами, он особенно воевал с Армянской страной, ибо видел, что [армяне] наиболее рьяны в богопочитании, — в особенности те, что происходили из нахарарских родов Армении, — и безгрешно хранят святое учение апостолов и пророков. Совращал он некоторых из них золотом и серебром, многих и другими щедрыми дарами, тех — агараками и большими деревнями, некоторых же почестями и княжениями великими. Также вселял в души и иные пустые надежды. И так постоянно прельщал и подзадоривал: «Если только, — говорит, — вы признаете учение могов, а ваше заблуждение чистосердечно обратите в истину законов наших великих богов, я доведу вас в величии и старшинстве до равенства с моими любезными нахарарами, да и это еще дам превзойти!» И так лицемерно принижал себя перед всеми, говоря с ними о любви, чтобы удалось коварством изловить их согласно указаниям первейших советников. И это он делал начиная с четвертого года до одиннадцатого года своего правления[28].
И когда увидел, что нисколько не удались его тайные происки, но что его противники действуют весьма решительно, — ибо замечал он, что христианская вера день ото дня все шире распространялась по всем краям, расположенным вдоль отдаленного пути, по которому он сам проходил, — начал он сохнуть и тощать и испускать громкие вздохи. Невольно выдал он свои тайные замыслы и отдал громогласное повеление, говоря: «Все народы и языки, которые находятся под моей властью, да оставят законы своих лжеучений, и все до последнего придут к поклонению солнцу, принося ему жертвы, и именуя его богом, и творя служение огню[29]. И сверх всего этого, пусть выполняют законы учения могов, ни в чем не делая упущений».
Говоря так, он дал огласить [то же] в большом лагере[30] и обязал всех [подчиниться] предписанию с указанием кары [ослушникам]. [203] Спешно отправил гонцов ко всем отдаленным народам и такое же повеление разослал ко всем.
Итак, к началу двенадцатого года своего царствования[31], собрал он рать в неисчислимом множестве, и отправил ее, и дошел до страны Талакан[32]. Когда царь кушанов увидел это, он не решился выступить навстречу ему войною, а, обратившись в бегство в сторону неприступной пустыни, укрывшись, спасся вместе со всем своим войском. А [Йазкерт] совершал набеги на гавары, места и местности, захватил много крепостей и городов, собрал пленных, добычу и доставил на землю своего господства. И после этого, пребывая вотще в этих замыслах, укрепился в бреднях своего лжеучения, говоря служителям нечестия: «Что воздадим мы богам за такую великую победу, когда никто не смог выступить против нас войною?»
Тогда все моги и волхвы подняли единодушно голоса свои: «Боги, которые дали тебе господство и победу над врагами, не станут просить у тебя видимых почестей, но чтобы упразднил ты всякие учения человеческих заблуждений и чтобы обратил [инаковерующих] в наш единый закон Зрадаштовых[33] предписаний!»
Угодной показалась эта речь царю и всем вельможам, особенно же первенствующим в [служении] законам. Они посовещались между собою, и это мнение восторжествовало.
Там, по ту сторону прохода Пах, [царь] задержал множество конницы из Армении, Иверии, Алвании и всех тех, кто веровал в Святое Евангелие Христово. И строгий приказ отдали стражам у прохода: «Если кто на восток к нам придет — пропустить, но с востока на запад пусть будет путь непроходимым».
И когда затворил и запер их в крепкой и безвыходной клетке — истинно назвал я ее «крепкой» и «безвыходной», ибо нет там места, куда можно бежать и укрыться, так как вокруг живут враги — он наложил на них руку, великими мучительствами и различными пытками лишил многих из них духа и понуждал отступить от истинного Бога и поклоняться видимой материи. Но все воины, в прекрасным замысле, с доблестной силой восклицали и говорили: «Свидетели нам небо и земля, мы никогда не поступались царской службой и не подмешивали робости к доблестному мужеству! [204] Не заслужены и безжалостны эти [наносимые] нам удары!»
И умножался шум их криков, пока сам царь не стал очевидцем их недовольства, но тут же, немедленно, клятвенно подтвердил и сказал: «Не выпущу вас, пока не выполните целиком мои повеления!»
И вот, злейшие служители получили власть, чтобы представить четырех воинов, из знатных по происхождению, на пытки и мучения. И, наказав их сначала многими ударами, в тех же оковах отвели в место заключения. А остальным на некоторое время он обманно даровал прощение и всю вину возложил на этих заключенных. И сделал он это по сатанинскому наущению.
А спустя двенадцать дней дал повеление устроить обильный ужин — изобильнее, чем в обычные дни, — и позвал многих из воинов-христиан. И пока готовили седалища, он каждому из них пожаловал место для сидения[34]. И ласково и благосклонно, как бывало прежде, говорил с ними, не пожелают ли они отведать жертвенного мяса, вкушать каковое никогда не было позволено христианам. Когда никто из них не согласился, он их нисколько не понуждал, а приказал подать им обычное кушанье и более всего винами увеличивал веселье в зале.
Но когда оттуда вышли они в царские сени, то некоторых из них задержали, завязав руки назад и опечатав им шаровары, и бдительно содержали под стражей, кого два дня, а кого и три[35]. Многих мучили и другими постыдными казнями, что мы даже не признали достойным предать письму. А некоторых из них выслали на чужбину, лишив почета родовитости.
И вновь составляли из них отдельные отряды, [отправляя] в далекую страну, в крепости пустыни, на войну с врагами царя, и многим пришел там конец от меча. И всем уменьшили положенное жалованье, и заставляли страдать от голода и жажды, а места зимовки отводили в суровой местности. И представляли их всем как презренных и трусов.
А они из любви к Христу с большой радостью принимали все мучения ради великой надежды, уготованной блюдущим заповеди терпеливцам. Чем больше злоба умножала оскорбления, тем [205] больше и больше укреплялись они в любви к Христу, особенно потому, что многие из них учились с детства святым книгам. Этим утешали себя и ободряли товарищей и словно светлый столп берегли [церковное] служение и умножали его.
Вследствие этого и многие язычники, которым их голоса казались сладостными и приятными, ободряли их и говорили слова утешения, что лучше человеку принять смертные муки, чем отступить от таких законов.
Но, однако, хотя они из любви к Христу с большой радостью ликовали внутренне, внешний вид их на чужбине был очень жалок. Столь почитаемое воинство дошло до ужасного унижения, и их наследственную свободу жестоко поработил тиран-убийца, который в кровопролитии преступал даже языческие законы и вовсе не подозревал, что будет за все это отмщение с небес.
Он не помнил чьих-либо земных заслуг, [даже] то, что в мирской жизни превыше всего: ведь там оказались [и] некоторые нахарары, которые его братьев вскормили молоком своих матерей[36]! С ними он обошелся жестче, чем со всеми другими.
И сверх всего этого еще измыслил злодеяние. Некоего из своих преданных слуг, имя которого было Деншапух, он прислал с поручением в страну Армянскую. Тот, прибыв по царскому велению и доставив привет от великого царя, с притворным миролюбием произвел перепись всей страны Армянской, [якобы] для снятия податей и облегчения тягот [по поставке] конницы. И, хотя внешне он притворничал, но изнутри зловеще проглядывали [тайные] замыслы.
Первое — свободу Церкви [от податей] он обратил в податную зависимость.
Второе — монахов-христиан, которые проживали в обителях, он охватил той же переписью.
Третье — подать со страны он еще более утяжелил.
Четвертое — он столкнул между собою нахараров и в каждом доме возбудил ссору.
И все это делал в расчете, что, может быть, расколется согласие и рассеется община церковная и что заставит он монахов [206] бежать, и шинаканов разорит, и они от крайней нужды поневоле обратятся к законам могов.
И еще злее пятое, ибо, против того, кто был хазарапетам страны, почитался христианами мирянами как отец-наставник — против него возбудил обвинение и, отстранив его от этой должности, вместо него привел в страну перса, а еще другого, мобеда, произвел в судьи страны, чтобы они смутили славу церкви.
Но, однако, хотя все эти дела были тягостны, никто открыто не посягал на самое церковь. Вследствие этого никто и не воспротивился ему, хотя и произошло утяжеление податей. Ибо с чего следовало брать в размере ста дахеканов, взимали вдвойне. Также облагали епископов и [рядовых] иереев, состоявших не только при благоденствующих церквах, но и при разоренных. Но кто же может рассказать о тяжести мута и сака, бажа и хаса, с гор, и полей, и лесов?! Они это взимали не так, как подобает царскому достоинству, а по-грабительски отнимая, так что сами даже удивлялись, как там, откуда поступает все это добро, [как] еще держится страна.
И когда увидели: всем этим мы не смогли измотать [страну], открыто повелели могам и могпедам составить грамоту в духе их неправого учения. И вот образец этой грамоты:
«Михрнерсех, взурк храматар Ерана и Ан-Ерана[37], Великой Армении [шлет] множество приветов! Да познаете вы, что всякий живущий под небом человек, который не следует законам веры маздейской[38], глух, и слеп, и обманут дэвами[39] Харамана.
Ибо когда еще не было неба и земли, Зруан, великий бог, тысячу лет приносил жертвы и сказал: «Быть может, будет у меня сын по имени Ормизд, и он сотворит небо и землю». И зачал двоих во чреве, одного для приношений, а другого, чтобы говорил: «быть может». Когда он [Зруан] узнал, что во чреве двое, он сказал: «Кто первый придет, тому дам царство мое!».
А который был зачат от маловерия, разорвал чрево и вышел наружу. Говорит ему Зруан: «Мой сын светозарен и благоуханен, ты же темен и злолюбив». И когда тот горько заплакал, дал ему царство на тысячу лет.
Когда родил и другого сына, назвал его Ормиздом, отнял царствование у Архмна и дал Ормизду, и говорит ему: «Доселе я тебе [207] делал приношения, теперь ты мне делай!» И Ормизд сотворил небо и землю, а Архмн наперекор сотворил зло.
И так разделяются творения: ангелы — Ормиздовы, а дэвы — Архмновы. Все благое, которое от небес здесь оказывается, — Ормиздово, и все вредное, которое там и тут совершается, — это сотворил Архмн. Подобно же все, что доброе на земле, — это Ормизд сотворил, а что не добро, — то сотворил Архмн; так, человека сотворил Ормизд, а хвори и болезни, и смерть сотворил Архмн. И все бедствия и напасти, какие приключаются, и несущие горести войны — творения злой стороны, а удача, и господство, и слава, и почести, и здоровье телесное, красота лика и искусство речи, и долголетие — там замешано доброе творение.
И все люди пребывают в заблуждении, когда говорят: «Смерть сотворил Бог, и злое, и доброе от него». Особенно, когда говорят христиане: «Бог ревнив, из-за вкушения с дерева одной фиги Бог сотворил смерть и повел человека под эту кару». Такой ревности и у человека к человеку не бывает, уж не говоря о Боге по отношению к людям, потому что, кто это говорит, тот глух и слеп и обманут дэвами Харамана[40].
Затем и другое заблуждение: Бог, который сотворил небо и землю, пришел, говорят, и родился от некоей женщины, имя которой было Мария, а мужа ее — Иосиф. А по правде он был сыном некоего Бантурака[41] от незаконного сношения. И вот из-за этакого человека в заблуждение впали многие.
Если в стране ромеев вследствие крайней глупости, по невежеству впали в заблуждение и лишены нашей совершенной веры, то они сами себе причиняют вред. Но почему за их блужданием и вы теряете разум?! Каких законов держится ваш государь, те и вы примите, тем более что отчет перед богом [Ормиздом] мы имеем дать и за вас!
Не верьте вашим предводителям, которых вы называете назареями[42], ибо великие они обманщики. То, чему на словах поучают, того на деле не берут на себя. «Есть мясо, — говорят они, — не грех!», но сами не желают есть. «Брать жену — достойно!», но сами и смотреть на нее не хотят. «Копить добро, — говорят, — не грешно!», но бедность беспредельно восхваляют. Почитают [208] бедствия и поносят удачу, смеются даже над словом «счастье» и издеваются над великолепием. Любят убогую одежду и почитают подлых больше, чем почтенных. Славят смерть и поносят жизнь, презирают рождение человека и восхваляют бездетность. И если послушает их кто и к женщинам перестанет приближаться, то скоро наступит конец мира!
Но я не пожелал все в подробностях описать вам, ведь они много чего еще говорят. Но что хуже всего того, что я уже написал вам — они проповедуют, будто люди подняли Бога на кресте, и что умер он и был похоронен, но затем воскрес и вознесся на небо. Не достойно ли было бы вам самим тут же осудить их за такие недостойные учения? Дэвы, которые суть бесы, не бывают пойманы и мучимы человеком, не говоря уже о Боге, творце всех творений. И говорить вам такое стыдно, а для нас это крайне невероятные слова.
Итак, перед вами на выбор два выхода. Или дайте ответ, слово за словом, на эту грамоту, или явитесь ко двору и предстаньте великому собранию».
Имена епископов, которые собрались в Айраратском[43] гаваре и ответили на грамоту:
Йовсэп, епископ Айрарата,
Сахак, епископ Тарона,
Мелэт, епископ Маназкерта,
Езник, епископ Багреванда,
Сурмак, епископ Бзнуника,
Тачат, епископ Тайка,
Татик, епископ Басеана,
Касу, епископ Туруберана,
Еремиа, епископ Мардастана,
Евлал, епископ Мардой-Али
Ананиа, епископ Сюника,
Мушэ, епископ Рштуника,
Басил, епископ Мокка,
Гад, епископ Вананда,
Елиша, епископ Аматуни,
Елбайр, епископ Андзавацика,
Еремиа, епископ Апахуника[44]. [209]
Все эти епископы и многие хорепископы и почтенные иереи из разных мест вместе со святым причтом церкви, единомыслящие и единоверные, все вместе собрались в царской резиденции, городе Арташате и с согласия великих нахараров и всего населения страны ответили на грамоту:
«Епископ Йовсэп вместе со своими единомышленниками, от великих до малых, Михрнерсеху, великому хазарапету ариев и не-ариев. Со многими миролюбивыми мыслями да умножатся приветы тебе и всему великому воинству ариев!
От предков мы имеем обычай, согласно богоданной заповеди, творить молитву о благоденствии царя и неустанно просить у Бога долголетия ему, дабы в мире осуществлял он то вселенское властвование, которое заповедал ему Бог. И чтобы в его долгом мирном пребывании и мы во здравии и богопочитании провели нашу жизнь.
Касательно грамоты, которую ты направил в нашу страну. В прежние времена некто из могпетов, который был совершенен в вашей вере, и вы его почитали, словно [стоял он] выше человеческой природы, уверовал в Бога живого, творца неба и земли, и слово за словом растолковал и изъяснил вам ваши законы. И когда вы не смогли противостать ему словом, он был побит камнями и погублен [по приказу] царя Ормизда[45]. И, если ты сочтешь возможным с доверием выслушать наши слова, [знай], что во многих местах вашей страны найдется книга о нем. Прочти, и там выяснишь [истину].
Что же до нашей веры, так она нисколько не невидима и проповедуется не в каком-либо одном уголке мира, но распространена по всей земле, — на море, на суше и на островах. Не только на западе, но и на востоке, на севере и на юге, и между ними полна она мощи. Она не уповает на человека, чтобы через него, как наставника, распространиться по стране, а сама в себе имеет опору. Не в сравнении с другими, негодными, видится она великой, а свыше, с небес, имеет правдивое законоположение, минуя посредника, ибо един Бог, и нет другого, кроме него, ни старше, ни младше.
Не у кого-либо другого взял Бог начало, но сам по себе он вечен. Не в каком-либо месте, а сам по себе он место. Не он в какое-то [210] время, а времена от него возникли. Он выше не только неба, но и всего, что мыслится людьми и ангелами. Он не выступает в телесном обличий и не доступен взору ока. И он не только не ощутим рукою, но и не постижим для чьей-либо мысли, не только той, что у нас, телесных, но и у бестелесных ангелов. Но, если сам пожелает, то доступен мысли взысканных им, хотя и не зрим очами. Да и является в мыслях не нам, привязанным к мирскому, а тем, кто истинно верует в Бога.
И имя его: Творец неба и земли. Но [явился он] прежде неба и земли, как самосущий Он самоименен. Сам Он безвременен, а нам, творениям, когда пожелал — положил начало бытия, не из чего-либо, а из ничего, ибо нечто — только Он сам, а все остальное от Него стало чем-то. И не то, что Он потом понял и сотворил, но когда Он еще не сотворил, в предвидении своем Он видел творения. Так и теперь, пока человек не совершил еще чего-либо благого или злого, Богу уже ведомы людские дела. Подобно же и тогда, пока не сотворил, Он не в каком-то смешении различал еще не возникшее, а в порядке и в соответствии пребывали перед ним виды всех частей. А что до людей и ангелов, — то и виды их и то, что сотворится в каждом виде.
И поскольку он сила созидающая, не могло наше зло помешать его благости, как и произошло. И имеем мы судьей десницу творящую. Сами руки, которые утвердили небо и землю, вырезали на каменных досках скрижали, в которых содержатся умиротворяющие и спасительные законы, дабы познали мы единого Бога, Творца видимых и невидимых. Не разных, якобы одного благого, а другого злого, а единого, того же всеблагого.
Но если тебе покажется, что есть нечто злое в творениях Бога, смело выскажись и познаешь, быть может, благую истину. Ты назвал дэвов злыми. [Вместе с тем] есть дэвы и благие, которых и вы, и мы называем ангелами. Если дэвы пожелают, то станут благими, а если ангелы пожелают, то будут злыми. Это зримо и в людях, а особенно в сыновьях одного и того же отца: один послушен и покорен отцу, а другой злее сатаны. Да и сам отдельный человек кажется надвое разделенным, иногда злым, а иногда [211] благим. И тот, кто был благим, тот же и озлобится, а бывает, что вновь обернется в благого. Природа же одна.
Но вот ты говоришь, что ради одной фиги Бог создал смерть. Так клочок пергамена незначительнее фиги, но если на нем будет начертано царское слово, тот, кто порвет его, приемлет смертную кару! Так что же, достоин ли царь называться злом? Ничуть! Я и не говорю этого, а привожу пример и поучаю других. Бог тогда был бы ревнив, если бы не заповедал не есть от того древа. Но если он заранее предостерег, то в этом он проявил заботу своей природной любви. А человек пренебрег этим и получил в наказание смерть.
А то, что ты сказал, что Бог, мол, родился от женщины, так от этого тебе не следовало отворачиваться и бежать. Ибо вот Архмн и Ормизд, утверждаете вы, родились от отца, а не от матери. Но при благом размышлении ты в это не поверишь. А вот нечто еще более смехотворное: бог Михр[46] родился от женщины, как если кто-то с собственной бы родительницей возлег.
Но если бы ты немного снизил гордыню своего величия и по-доброму явился на спор, знаю я, что, поскольку ты во всем другом весьма мудр, то и [суждения] относительно рождения Господа нашего от святой Девы не почел бы за болтовню. Конечное спасение признал бы за большее, чем сотворение мира из ничего, преступление приписал бы свободе человека, а освобождение от служения — благости Божьей.
Ибо, когда ты слышишь, что Бог создал весь мир сей из ничего, понимай, что творение родилось от Слова. А поскольку именно Бог без мук родил всю эту великую материю, то Он печется о ней воистину как отец. Ибо, поскольку Он сам нетленен, то и творение родил нетленным. Но [человек] по своей воле пал, разрушился и сам не смог даже встать и удержаться на ногах. Так как он из праха сотворен, то, сам себе навредив, в ту же природу возвратился. И не то чтобы он по воздействию некоей внешней злой силы принял от кого-то кару наказания, но по собственной небрежности не прислушался к благодетельной заповеди. [И вот], смертью, которую он принял на себя, наказана его рабская часть. [212]
А если смерть создал Бог зла, какое же творение является в смерти? Никакое! Но творениям благого Бога он навредил. Если же это так, то не подобает даже называть его благом, но тленной недоделкой. Бога, у которого творения поддаются разрушению и искоренению, не подобает называть богом вечным. Так оставьте ваш глупый лепет!
Не бывает в одной стране двух правителей и у одного творения двух богов. Если дерзнут и станут двумя царями в одной стране, то мир рухнет и царства погибнут.
Мир сей материален, и элементы различны и противостоят друг другу Но един творец этих противостоящих, который приводит их к миру и к любви. Сбив, он смягчает жар огня прохладой воздуха, а чрезмерную суровость воздуха жаром огня. Точно так же и мелкую, как пыль, землю он замешивает влажностью воды, а способность воды просачиваться вниз задерживает, уложив настил из уплотненной земли.
Ибо, если бы согласны были между собой элементы, то, быть может, некто слабоумный признал бы их Богом неразрушимым и, отставив Творца, этим творениям поклонялся. Посему тот, кто создал сей [мир], заранее остерегся, чтобы люди, взирая на противоборство тленных элементов, признали нетленным только их управителя, одного, но не двух, одного и того же Творца всех этих четырех элементов, из которых все рождаются по велению их Творца.
И четыре времени года, совершая круговращение, осуществляют свое годовое служение, и все четверо подчиняются воле, изъявляемой их Творцом, и не ведая того, они впряжены в это необходимое дело, не отымая друг у друга порядок почета.
Таково просто высказанное объяснение, вполне доступное слуху каждого.
Ибо то, что есть огонь, сущностью и силой смешано еще с тремя частями. Так, жар чаще находится в камнях и железе и реже в воздухе и воде, а сам по себе отдельно нигде не является. А природа воды пребывает и отдельно, и в смешении с остальными тремя частями, чаще в произрастающих из земли растениях и реже — в воздухе и в огне. А воздух проникает и в огонь, и в воду, а через воду — в пищу, обеспечивающую рост. [213]
Вот так смешаны эти элементы, и они становятся как одно тело и, не теряя собственной природы, никогда не останавливаются в противоборстве, взирая на того несмешанного Властителя, который приспосабливает смешения для расселения всех живых и продолжения вечности всего мира сего.
А если Бог проявляет такую заботу о бессловесном мире, то насколько же больше он [заботится] о словесном мире человека!
Об этом и некто из славных мудрецов ваших сказал, что Михр был бог, рожденный матерью, происходил от человека, а царь — божий сын и доблестный сподвижник семерых богов. И если [вам] можно верить этому сказанию, тому, что вы полностью и делами показываете в служении вашей вере, то мы не только сказкам не верим, появляемся учениками великого пророка Моисея, с которым Бог говорил из среды куста на Синае и при нем написал закон и дал ему, и толковал сей материальный мир как творение. И он раскрыл материальный мир, как состоящий из творений, а свою нематериальную сущность — как Творца материй из ничего. И показал ему эту землю с нами, землянами, и это небо с небожителями, что это дело Его рук. Обитатели неба — ангелы, а обитатели земли — люди. Словесны лишь человек и ангел, Бог же выше, чем небо и земля.
И все творения безмолвно выполняют веления Его заповеди и никогда не преступают поставленные им пределы. Но человек и ангел свободно предоставлены своей воле, поскольку они наделены разумом. Пребывая в велении Его, они бессмертны и суть сыны Божий. Все творения [Бог] отдал в служение: землю людям, а небо ангелам. Но если в непослушании они преступят заповеди, то содеют противное Богу против всех почетов примут бесчестие, чтобы явилось непререкаемым его господство, а совершившие преступление посрамлены.
И если ты совершись ошибку по неведению, я, твердо зная истину, не смогу следовать за твоим заблуждением. Если я пойду в ученичество к твоему невежеству, мы оба будем преданы безвозвратной погибели, я, быть может, еще строже, чем ты, ибо имею свидетелем слово, сказанное самим Богом: «Раб, говорит, который не знал волю господина своего и творит дело, достойное [214] палки, бит будет, но меньше. А кто более осведомлен в воле царя и простудится в чем пред ним, да будет без заступничества бит много больше»[47].
Итак, молю тебя и всех пребывающих под твоей властью, ни ты со мной не будь многажды наказан, ни я с тобою в большей мере. Но и я, и ты, и все это ваше сообщество вместе с удалым вашим царем — давайте будем ученичествовать в божественном Писании, чтобы спастись от наказания и ад попрать ногами и неугасимого огня избегнуть и Царство [небесное] унаследовать и преходящей жизнью непреходящее величие навсегда заслужить.
Но относительно того, чем ты испуган, будь сговорчив, и ты сразу усвоишь истину.
Некто из ангелов полка бессмертных ослушался и был изгнан с небес. И, придя в наш мир, обманными словами и лживыми обещаниями сулил неопытному и невежественному, как малое дитя, новозданному человеку неосуществимую надежду. Он обратил его умственный взор кверху, чтобы он вкусил от плодов дерева, к которому [Бог] и близко подходить не велел, и сам стал богом. А тот, забыв заповедь Божью, обманулся этим коварным обманом, утратил славу бессмертия, которую он имел, и не достиг [мнимой славы], которая представлялась ему в грезах. Вследствие этого он был изгнан из места, где жил, низвергнут в сей порочный мир, в котором и вы ныне обитаете и в одурении блуждаете вослед тому же советчику — уже не во вкушении от запретного плода, но называя творения богом, и поклоняясь бессловесным элементам, и поднося пищу бесчревным дэвам, и будучи прогнаны от Творца всего [сущего].
Не успокаивается злой советчик, но желает, чтобы [человек] превзошел его в зле. Ведь дэвы не насильно ведут кого-либо к погибели, но услаждают грех по вкусу человека и уговорами улавливают в обман неучей, как многие люди [завлекают] своих товарищей в воровство и разбойничество. Не то чтобы, применяя, какое-либо насилие, но лживым обманом заставляют творить многое зло, [вовлекая] кого в колдовство, кого в блуд, а кого в бесчисленные другие грязные дела. И через праведных судей воздают [215] месть в смертной мере. И не потому, что судьи благого Бога — благодетели, а злого — злодеи; ведь множество раз бывает, что от доброго человека исходят злодеяния, а вот от злейших — совершеннейшие блага.
И справедливые судьи, которые судят злодеев, не называются злодеями и мучителями, но добрейшими и благодетелями. Природа [судьи] одна, не две их, но из этой одной являются дела двойственные, для одних убийственные, а для других наградные. И если у людей принято, чтобы [судья], назначенный царем, своим решением пекся о [своей] власти, насколько больше в отношении всего мира подобает Богу, который для всех желает жизни, а не смерти! Но вот там, где умножилась преступность, казнил всех смертью, а где было покорное послушание, удостоил наград бессмертия.
Это истинный Бог, творец всех нас, которого ты нагло, разнузданными устами, без боязни, без страха, дерзко хулишь. Оставив спасительное имя Иисус Христос, называешь его сыном Бантурака и полагаешь [Иисуса] обманщиком. И небесное спасение ты порочишь и бесчестишь на погибель себе и всему этому миру. За это ты получишь и понесешь непреходящее возмездие наказания в неугасимом огне грозной геенны, вместе со всеми твоими соучастниками, первыми, срединными и последними.
Но мы знаем Бога таковым, в него же верим безраздельно. Бог, который сотворил сей мир, явился и родился от святой девы Марии, что прежде было предсказано пророками, без каких-либо причин телесного порядка. Как из ничего сотворил Он сей великий материальный мир, подобно же без какого-либо телесного посредника получил Он тело от непорочной Девы, истинно, а не в призрачном видении. Был Богом истинно и стал Человеком истинно. Став Человеком, не потерял божественности и, будучи и оставаясь Богом, не нарушил свою человечность, а остался тем же.
Но, тогда как мы не могли видеть незримого и приблизиться к недостижимому, Он явился, вошел в нашу человечность, чтобы и мы вошли в его божественность. Он не счел каким-либо бесчестием [216] надеть на себя им же сотворенное тело, но возвеличил его как свое, Богом созданное творение. Не мало-помалу удостоил его чести бессмертия, как в случае бестелесных ангелов, а сразу всю природу, с телом, дыханием и душою, облачил и соединил с божественностью. Единство, но не двойственность! И после этого мы знаем одну божественность; та, что прежде мира была, та же и сегодня, и вовек.
Это Иисус Христос, который своим телом спас весь мир, пришел по своей воле к смерти. Как знает сама божественность, воплотился от непорочной Девы, и родился, и был завернут в пелены и положен в ясли, и Он подвигнул, привел волхвов из краев Востока на поклонение. Вскормлен был, как младенец, молоком, возрос и рос тридцать лет, был крещен Иоанном, сыном неплодной, в реке Иордан. Сотворил величайшие знамения и чудеса среди евреев, был предан священниками, был осужден Пилатом Понтийцем. Был распят, умер, был погребен, воскрес на третий день, явился двенадцати ученикам и многим другим, более чем пятистам. И, пространствовав с ними сорок дней, вознесся на небо с горы Масличной на виду у своих учеников, поднялся и воссел на отцовский престол. Обещал во второй раз прийти с грозной силой, воскресить мертвых, обновить весь мир, произвести правый суд между праведниками и грешниками, дать награды достойным и наказать злодеев, которые не верят во все эти благотворения.
В этих верованиях нас никто не может поколебать, ни ангелы, ни люди, ни меч, ни огонь, ни вода, ни какие только есть жестокие пытки.
Все имущество наше и достояние в твоих руках, и тела наши пребывают пред тобою. Делай, что желаешь по собственной воле. Если ты оставишь нас в этой вере, никакого другого господина на земле мы не выменяем на тебя, а на небе не выменяем Иисуса Христа на другого бога, ибо нет другого Бога, кроме Него.
И если после этого великого свидетельства еще раз спросишь, то вот мы тут, наши тела — в твоих руках. Без промедления делай, что тебе угодно. От тебя наказание, а от нас готовность [принять их]. Меч твой, выи наши! Мы ничем не лучше, чем прежние, которые [217] за это свидетельство положили имущество, и достояние, и тела свои.
Ибо если бы даже были мы бессмертны и надлежало нам умереть ради любви Христовой, это было бы достойно, поскольку и Он был бессмертен, но так возлюбил нас, что и смерть принял на себя, чтобы мы, через Его смерть, избежали вечной гибели. И если уж Он не пожалел своего бессмертия, мы, как по волей своей, стали смертны, так по воле же умрем ради любви к Нему, чтобы Он по воле пожаловал нам бессмертие. Умрем как смертные, чтобы Он принял нашу смерть как [смерть] бессмертных!
Но ты обо всем этом больше нас не спрашивай. Ибо не с человеком у нас обет веры, чтобы, как дети, лгать тебе, а нерасторжимо — с Богом, с котором нет способа порвать и прочь уйти, ни ныне, ни после, но вовек, но во веки веков!»
В этом великом согласии объединилось все множество, от великих до малых. Нерушимой клятвой удостоверили они, что будут жизнью и смертью твердо стоять на нем.
Когда грамота дошла до дворца и ее прочли в великом хонастане пред всем многолюдным сборищем войска, то многие, услышав, одобрили этот ответ. Хотя и испытывали страх перед государем, но втайне между собой отзывались столь же одобрительно. Более, чем красноречию, изумлялись смелости и бесстрашию. И многие из оробевших начали надевать броню твердости, и такое перешептывание слышалось из всех уст.
А злолюбивый могпет вместе с великим хазарапетам выдохнул злословие и распалил царя как огонь неугасимый. И начал тот скрежетать зубами, как раненый в агонии, и открыто стал кричать на великое собрание и сказал: «Знаю я зломыслие множества людей, которые сомневаются в наших законах и безвозвратно заблудились вослед колдовству. И задался я мыслью — никому не дам избегнуть величайших пыток, пока они поневоле не отойдут от столь ошибочной веры. Даже если это будут из самых близких, такие же беды и на них наведу!
Тогда злобный старик вставил слово и говорит царю: «Из-за чего ты так сильно огорчаешься? Ведь если кесарь не выступает [218] против твоего веления и хоны пребывают в служении тебе, то кто же тот человек на земле, что может пойти наперекор твоему приказу? Отдай, как подобает государю, повеление, и все, что ты скажешь, немедленно будет выполнено!»
И тут же царь вызвал старшего писца и повелел написать указ, и не по-обычному, а яростными словами, [обращаясь] как к ненавистным и негодяям, не вспоминая вовсе о великих заслугах этих, преданных государю, людей, но только отдав поименное повеление о явке мужей, которых знал лично. И вот их имена:
из рода Сюни Васак,
из рода Арцруни Нершапух,
из рода Рштуни Артак,
из рода Хорхоруни Гадешой,
из рода Мамиконеан Вардан,
из рода Мокац Артак,
из рода Апахуни Манэч,
из рода Аматуни Вахан,
из рода Вахевуни Гют,
из рода Андзеваци Шмавон.
Этих нахараров поименно вызвали к царскому двору[48]. Частью они уже были при [при царе], в составе войска, другие находились в северных краях в крепости Хонац, а некоторых нахараров он [ранее] оставил там же, в стране Армянской.
Итак, хотя все они [до этого] и не были вместе, в одном месте, но, заранее разгадав замыслы злонравного тирана, они и далеких полагали за близких, [словно бы] находящихся в одной с ними местности.
И, утвердившись при посредничестве великого Йовсэпа в едином согласии, направился каждый из своего места к царскому двору. И очень они спешили ради своих братьев и сыновей и любезных, вскормленных единой грудью близких, которые пребывали в жесточайшем, великом утеснении. Поэтому и ввергли они себя в смертельную [опасность], нисколько не оробели, подобно лишенным мужества трусам, но доблестно укрепляли они себя [в надежде], что, быть может, спасут тех от величайших ударов. [219]
И, как только прибыли они к царскому двору, предстали перед царем в великую пасхальную субботу[49]. Но, хотя и видели они, что братья их [впали] в великое огорчение и сокрушение и тяжко страдали за имя Христа, нисколько не выдали собранию грусть и печаль на лицах. И чем больше они казались веселыми, тем больше удивлялись злолюбцы.
А в прежнее время был обычай. Когда прибывала ко двору армянская конница под началом у какого-либо знатного полководца, [царь] высылал навстречу мужа и спрашивал о благополучии мира в стране Армянской, и повторял это же дважды и трижды, и сам делал смотр отряду. И, прежде чем наступало ратное дело, почитал даже самое их прибытие достойным великой благодарности, и перед своими сопрестольниками и всеми вельможами воздавал хвалу всем [прибывшим] и напоминал о заслугах их предков и рассказывал о доблестях каждого мужа.
Но в этот день ничуть не вспомнил о подобном, но, как некий злой дэв, не переставал вызывать и нагонять зимнюю вьюгу. Это походило на ярость бушующего моря, когда не по поверхности лишь [бегают] волны, но как бы вздымаются из самих глубин бездны, пенясь и нагромождаясь… Ревя голосом вишапа, по-звериному рыча, [море] приводит в движение свое не знающее границ владычество, чтобы целиком обрушиться, разлиться, все покрывая, по горам, ложбинам и ущельям и совершенно обезобразить красу широких полей.
Рыча, он орал и говорил: «Поклялся я моим солнцем, богом великим, которое своими лучами освещает всю вселенную и теплом своим оживляет всех сущих. Если завтра утром, при появлении этого чуда, вы не преклоните вместе со мною перед ним колени, исповедуя его своим богом, я никак не пощажу вас, наведу на вас всякие тяжкие мучения, пока принужденно вы не выполните волю моих повелений».
Но, укрепившись во Христе, верующие не зябли от зимней стужи, не томились от палящего зноя, не трепетали от ужасного голоса, не устрашались угроз о мучениях, а, обратив взоры кверху, сознавали, что сила Христова пришла к ним на помощь. [220] И с радостными лицами и скромными словами выступив вперед, дали ответ царю: «Просим тебя, доблестный царь, прислушайся к нашим словам и приветно услышь, что мы тебе скажем.
Ибо напоминаем мы тебе времена Шапуха, царя царей, который был отцом деда твоего Йазкерта, и Бог дал ему землю Армянскую в служение[50], но при той же вере, какой мы и теперь следуем. И отцы наши, и деды отцов наших пребывали в трудах и служении ему и с готовностью выполняли все повеления его слов, и много раз бывали щедро им награждены. И с тех времен и до твоего [восшествия] на сей отцовский престол и мы в том же служении служили, — тебе, возможно, даже лучше, чем предшественникам».
Говоря об этом, они указывали на доблесть и мужество в деле воинском, большие, чем у предков. А что касается мутов и саков и других, какие еще были, податей со страны, то во дворец поступало больше, чем при его отце.
«Так и со святой Церковью, которая изначала была свободна во Христе по порядкам предков наших, а ты ее обложил податью, и мы из преданности твоей власти нисколько не воспротивились тебе. Так каким же образом проснулся этот гнев против нас? Скажи ты нам, в чем мы провинились? Или наша вера причиной тому, что мы оказались без заслуг перед тобою?»
А дэв зла, исполненный всякого коварства, отвернул в сторону лицо и говорит: «Вредом я считаю принимать в царскую казну подати с вашей страны и бесполезной [почитаю] доблесть вашего мужества. Ведь вы по невежеству отклонились от наших истинных законов и пренебрегаете богами, и убиваете огонь, и заражаете воду, а, погребая мертвецов в земле, оскверняете землю. И, избегая благочестивых, достойных вознаграждения дел, даете силу Хараману. Но, что более всего [грешно], не сближаетесь постоянно с женщинами, и великая бывает радость дэвам от того, что вы отвергаете наставления и не блюдете все обряды могов. Вижу я в вас стадо, которое разбрелось и заблудилось в пустыне, и очень тяжко мне при мысли, что, быть может, боги, в гневе на вас, не взыскали бы с нас вместе. Но вы, если хотите выжить, и [221] сохранить себя, и при возвращении удостоиться проводов с величанием, сразу и без промедления выполните то, что я сказал!»
Тогда блаженные нахарары подняли дружно свои голоса и высказались перед всеми: «Царь, больше не говори нам такое, ибо Церковь не человеком построена, и она не дар солнца, которое, как ты путанно думаешь, является богом: солнце не только не бог, но и не есть нечто живое. А церкви, это не дары царские, и не умелое искусство, и не изобретения мудрецов, и не добыча доблести воинской, и не обманное измышление дэвов. И вообще, кого бы ты не назвал из земных, великих или малых, нигде не найти Церкви, ими [созданной]. Но это благодать великого Бога, посланная не кому-либо из людей, но всем одаренным разумом народам, коим суждено жить под солнцем. Основания ее заложены на неподвижной скале, ни нижние не могут ее сдвинуть, ни верхние опрокинуть. И то, что ни небо, ни земля не потрясают, то никто из людей да не дерзнет победить! Так вот, поступи, как ты того желаешь, все мы готовы к любым орудиям пыток и истязаний, которыми ты грозил, готовы не только к мучениям, но и к смерти. И если ты вновь о том же спросишь, то от каждого из нас услышишь даже больше, чем это в ответ!»
Тогда царь, сам став горше желчи, разлил во чреве море своей добровольной желчи, и через нос и через рот его вырвались клубы горячего пара, как густой дым из пылающей печи. И, так как гнев его взял верх, то сломил силы тела его и пробил переполненный сосуд его мыслей, рассыпал и раскидал его коварные замыслы. И то, что он никогда не высказал бы и своим любезным, в том он против воли оголился перед слугами Христа и весь раскрылся полностью. Утроял и учетверял он нерушимую клятву солнцем и говорил так: «Не сможете вы разорить неприступную крепость мою и не дам вам тут же обрести то, что желаете. Но всех вас и тех, кто в моих войсках, велю переправить в жесточайших оковах по непроходимым местам в Сагастан[51]. Пусть многие из вас околеют от зноя в походе, а остальные попадут в крепкие замки и в безысходные тюрьмы. А в вашу страну пошлю несметное войско со слонами, а жен и сыновей ваших велю отправить в Хужастан[52], а церкви и то, что вы называете мартириями[53], [222] разорю, снесу и предам разрушению. А если кто воспротивится, тот погибнет под ногами слонов, кончит лютой смертью. И все сказанное мною я сделаю и выполню по отношению к насельникам [вашей] страны!»
И тотчас велел знатных нахараров с великим поношением удалить от лица своего, но предусмотрительно приказал главе палачей содержать их без оков, в отдельном для каждого помещении, а сам, беснуясь, возвратился крайне удрученный и кинулся в свои покои.
А истинно верующие во Христа нисколько не усомнились и не поколебались в прежнем наставлении святых наставников своих, но все еще искали способа, как вывести и себя, и близких из великой беды. И весьма старались, сулили тем вельможам, которые помогали им при царском дворе, великие богатства, а пока раздали им немалые деньги.
И когда со всех сторон затворилась безвыходная их тюрьма, тогда, применив замысел Авраама, восклицали и говорили в сердце своем: «Все мы посвятили и возложили братьев, и сыновей, и всех любезных наших в узах, на святой престол, как Исаака[54]. Прими же, Господи, добровольную жертву нашу и не отдай Церковь Твою на посмеяние и поругание этому нечестивому властителю!»
Некий евнух из советников царя втайне имел нерушимую любовь ко Христу ибо он был крещен в живительной купели и очень искал способ сохранить жизнь этим несчастным. И когда в точности проверил, что все те беды, которыми пригрозил, царь желает навлечь на страну Армянскую, [евнух], хотя и не всем, но некоторым из них дал совет и [указал] способ, чтобы на некоторое время они себя избавили от этой беды.
И пока снаряжали отряд, чтобы отправить их в безвозвратную ссылку — как уже поступили со многими гшхарарами из страны Иверской, — в это самое время пришел гонец с тревожной вестью из кушанских краев, что отдельно выступил вражеский отряд и разорил многие царские области. И это была [армянским нахарарам} великая помощь с небес. И нечестивец в смятении поспешил отправить вперед конницу и сам поспешил за ней. [223] И так как он был глубоко озабочен в мыслях своих, то разорвал свою твердую клятву.
И, видя это, богобоязненные молились с великой надеждой и говорили единодушно: «Ты, всеобщий Владыка, Ты знаешь сокровенное в сердцах людей, и открыты перед Тобою все невидимые замыслы, и никакого свидетельства Ты не ищешь от видимых, ибо и несодеянное нами видят очи Твои. Изливаем мы ныне перед Тобой нашу мольбу. Прими, Господи, сокровенное молитв наших и сделай нас совершенными ради заповеданного Тобой, чтобы посрамлен был сатана, который, возгордившись, сражается с нами через власть этого нечестивца.
Поколебли, Господи, упрямые замыслы коварного и воспрепятствуй воле нечестия его. И в мирных помыслах наших верни нас вновь в святую Церковь, чтобы она, ограбленная внезапно, не была презло разрушена врагом!»
И нерушимо положив с Богом этот свой обет, что твердо будут пребывать в прежних помыслах, они отправили представителем в стан того же своего советчика, что они якобы выполнят беззаконную волю [царя].
Услышав это, царь весьма обрадовался и возликовал, думая, что его боги пришли к нему на помощь, повернули и разрушили помыслы [истинного] Бога, и что те [отступники] принесут свое поклонение солнцу, почтят его жертвами, согласно всем законам могов.
И того не мог понять этот заблудший, что непорочный свет солнца праведности рассеивал и стирал темные замыслы его, а [лучи] сокрушали и упраздняли извращенные желания его. И, будучи слеп к истинному откровению, нимало не постиг он обманной уловки, которой поддался. Рассыпал и бросал перед ними земные награды и вновь обновил всем им пативы и гахи, выдвигая их вперед и возвышая в своей мировой державе. И с безмерной щедростью жаловал от дворца агараки и аваны каждому из них, называл их любимыми и друзьями и в кичливой гордыне упрямых мыслей надеялся, что истина уступит обману.
И, сделав это, отправил с ними много конницы и из могов немалое число — более семисот проповедников — с ними послал, и [224] некое знатное лицо поставил над ними в качестве могпета. Уговаривал и умолял, поручая: «Когда я, вернувшись с этой войны, прибуду с миром, пусть вами будет выполнено и сделано все согласно моей воле». И так, с пышностью и почетом провожал их в долгий путь в землю Армянскую. А сам радостно послал благую весть во многие атрушаны, писал и докладывал могам и могпетам и всем вельможам различных краев и стран, как, мол, с помощью богов продвинулось его доблестное предприятие.
А эти нечестивцы, выйдя из своих темных засад, возгорелись желанием без промедления выполнить это повеление. Дали знать в отдаленные страны, чтобы немедленно двинуться в землю западную. И, не достигнув еще великой страны Армянской, бросали палку и метали жребий о том, какой [племя] какому разряду [могов] достанется в учение. Ибо было получено от дворца общее повеление как об Армянской стране, так и об Иверской, и об Алванской, и о стране лпинов, и об Алдзнике, и о Кордуке, и о Цавдэке, и о Дасне[55], и относительно других, которые в различных местах Персидской державы тайно держались христианства.
И неожиданным нападением спешили грабить сокровища святых церквей, а затем, как дэвы, набрасывались друг на друга. Отряд войск был многочислен, и злолюбивый Сатана, как военачальник, являлся между ними и непрестанно будоражил всех и торопил. Так как был назначен срок — шестой месяц, они суетились и торопились, согласно повелению царя:
«От навасарда до навасарда, гласил [приказ], во всех местах, какие только есть под властью великого царя, да будут упразднены церковные обряды, да будут заперты и опечатаны двери святых храмов, да будут изъяты в царскую казну по описи и счету священные сосуды, да умолкнут звуки псалмов и да прекратится чтение истинных пророков. Священники да не осмеливаются в домах своих поучать народ, верующие во Христа мужи и жены, которые проживают в своих обителях, да сменят свои одежды соответственно мирскому обычаю!
Далее, и жены нахараров да постигнут учение могов. Сыновья и дочери азатов и шинаканов да поучаются в наставлениях тех же могов. Да будут расторгнуты и воспрещены обряды святого [225] брака, которые они имели от предков по христианскому чину, а вместо одной жены пусть заведут много жен, чтобы, плодясь, размножался народ армянский. Дочери да принадлежат отцам и сестры братьям, матери пусть не устраняются от сыновей, да и внучки пусть восходят на ложа дедов!
Убойный скот да не умерщвляется, не будучи посвящен, будь то овцы, или козы, или тельцы, или птицы, или свиньи. Тесто да не замешивают без пандама, помет птиц и скотов в огонь да не швыряют, руки без гомэза да не омываются, выдры и лисицы и зайцы да не умерщвляются. Змеи и ящерицы, лягушки и муравьи и какие другие еще есть всякие многоножки-черви да погибнут, и пусть их срочно, по счету, предъявят согласно царской мере. И пусть выполняются какие только есть повинности, в отношении жертвоприношений или убоя, — согласно праздничному обряду, по годовым датам и согласно порядку о [сдаче] определенной меры золы в капичах.
Все это, что мы сказали, да совершится в течение определенного времени, до конца года, а остальное пусть после приготовят».
А моги и могпеты, получив все это в качестве предписания, день и ночь спешили достичь страны Армянской и в великом ликовании никогда не утомлялись, [поглощая] протяженность пути.
Раздел третий
О ЕДИНОДУШИИ СВЯТОЙ ОБЩИНЫ ЦЕРКОВНОЙ
Хотя и не в наших силах сказать о всех злых делах, которые произошли там в стане с полком Армянским, но не хотим мы и молчать, скрывая горе и притеснение. Скажем же немногое из многого, чтобы слился наш голос с голосами тех, кто нас горестно оплакивал. Вот и ты, услышав, прольешь немало слез над бедствиями нашего народа[56].
Ведь когда там, в великом стане персидском, [воины] из разных племен, верующие в святое Евангелие Христово, увидели злосчастное согласие армян[57], они были поражены в мыслях своих и, сокрушаясь, пали на лицо свое. Многие из них, погруженные в тяжкую скорбь, с раненой душой и с горькими слезами пришли и обличали этих нахараров и порицали братию священников.
Они чувствовали к ним всем отвращение и говорили: «Для чего брали ваш святой Завет и куда понесете вы сосуды господнего престола? Неужели забудете вы духовные освящения или, умолкнув, пресечете звучание ваших, каку пророков, голосов? Вы зажмурили голоса от чтения и заткнули уши свои, чтобы не слышать! Но неужели вы не вспомните о незабываемом в мыслях ваших? Как поступите с заповедью Господа: «Кто отречется от Меня пред людьми, отрекусь от того и Я пред Отцом Моим Небесным и пред святыми ангелами»[58].
Наставниками были апостольских проповедей, а ныне станете учениками в обманных заблуждениях? Были учителями истины, а теперь станете учить лживым обманам могов? Вы были [227] проповедниками силы Творца, а теперь стихии богами признаете? Вы были обличителями обмана, а теперь обманнее обмана будете? Вы были крещены огнем и [святым] Духом, а теперь в золе и в пепле погрязли? Вы были взращены живым телом и бессмертной кровью, а теперь в чаду от сала [жертвенных животных] и в [их] гное грязном почернели? Вы были храмом Святого Духа, а теперь будете капищем дэвов? С детства вы были облачены во Христа, а теперь, лишившись славы, подобно дэвам, будете плясать солнцу?
Были вы наследниками Царствия небесного, а теперь сами себя сделали наследниками геенны. Им грозит огонь неугасимый, зачем же и вы с ними, опаленные, сожигаетесь? Для них откармливается червь, который не умирает, а теперь вы утучняете свое тело ему на откорм! Вокруг них держится густой мрак, зачем же вы, одетые светом, направились с ними в тот же мрак? Они издавна были ослеплены, зачем же вы вслед за слепыми слепнете? Для них был вырыт глубокий ров, зачем же вы первые наполняете его? Когда вы научились многочисленным именам их богов, ведь ни один из вас нигде не находился между ними? Разгруженные от тяжелой ноши, сами на себя вы взяли тяжкий груз! Свободные от рабства, вы яростно вошли в служение, от которого нет освобождения!
Если бы вы знали и вам было бы явно, как небо скорбит по вас и охвачена печалью земля под ногами вашими! Ангелы вверху разгневались на вас, а внизу мученики гневаются на вас! Жалею, жалею любезных ваших, и множество раз жалею вас самих! Ибо если бы кто освободил вас от служения, а вы сами отдались в служение другому, в великий гнев привели бы своего прежнего господина. А как вы теперь поступите с грозным божественным повелением? «Я есть Бог, и нет другого, кроме Меня, и после Меня не будет другого Бога. Я Бог ревнитель, воздаю за грехи отцов сынам до седьмого рода»[59]. Но если праведные сыны принимают гибель за грехи отцов, то, когда грешат и сами сыны, разве не будут они в ответе заодно и за себя, и за отцов?!
Вы были нашей крепкой оградой упования, когда настигла опасность, мы к вам выходили за успокоением, и вот эта великая [228] крепость рухнула до основания. Мы вами гордились перед врагами истины, а теперь вы наш позор перед теми же врагами. Доселе, считаясь с вашей истинной верой, и нас сколько-нибудь щадили, а теперь из-за вас и нас беспощадно карают. Перед страшным судом Божьим вы дадите ответ не только за самих себя, но и за всех многих, которых также мучают из-за вас!».
Это и более этого говорили этим знатным вельможам и добавляли боли к болям. Но те не хотели объявить и показать им свой замысел, молчать же и не давать ответа было невозможно. Задыхаясь, они предавались обильным слезам. И все, кто слышал и видел это, были вместе с ними в безутешной скорби.
В это время иереи, бывшие там же в войске, не снеся в сердце гнева, отделились от нахараров и от всего множества и поспешили послать кого-то на коне гонцом в страну Армянскую. С тяжелой вестью на устах и с разорванным воротом прибыл он на собор епископов. Заливаясь обильными слезами, стоял он и рассказывал о всех испытаниях, но не раскрыл пред ними тайны замысла.
В это время рассеялись епископы каждый в свое княжество и послали хорепископов в деревни и агараки и во многие крепости горных гаваров. Подняли и собрали множество мужей и жен, шинаканов и азатов, священников и монахов. Они наставили их, укрепили и обратили всех в воинов Христовых.
И как первое решение утверждено было следующее: «Да будет рука родного брата против его близкого, если тот преступит обет заповеди Божьей. И пусть не пощадит отец сына своего и пусть не держится сын за почтительность к отцу. Жена пусть сражается с мужем-супругом, и раб пусть обратится против своего господина. Пусть над всеми царят божеские законы, и пусть преступники получат наказание осуждения по единому закону!»
И когда это было так установлено и устроено, явились все с вооружением и в шлемах, с мечами у поясниц и со щитами в руках, — не только доблестные мужи, но и мужние жены.
А войско Армянское, вместе со вспомогательными отрядами и со множеством могов, добралось в четвертый месяц[60] в страну Армянскую, в большой гюлакалак, который называется Англ[61]. [229] Стали, расположились станом, окружили себя укреплениями, со всех мест там сосредоточились, и было их бесчисленное множество.
А спустя двадцать пять дней сам могпет вместе с могами подоспел с большим войском, чтобы взломать двери церкви в день воскресный. Он хотел попробовать свои силы в предстоящем деле. Но святой иерей Левонд в согласии с участниками первого совещания и с многочисленной братией оказался там наготове. Хотя он и не был хорошо осведомлен ни о мыслях всех нахараров, ни о силе мощи могпета, он не стал ждать всех епископов и не дал нечестивому князю ни малейшей передышки, но учинил вокруг воинов и могов большую свалку. Так, схватив в руки дубины, пробили головы могам и могпету и вынудили их разбежаться по своим пристанищам, а сами, начав богослужение в церкви, совершали господнюю службу, непрерывно творя ее до вечера в то воскресенье.
И после этого бурного возмущения со всех концов страны Армянской стало прибывать туда множество мужей и жен. И зрима была там великая печаль и смятение. Одни, как из родников, источали из глаз своих крупные слезы, другие громкими криками почти что сотрясали небо, а часть их, осмелев и бросаясь к оружию, готова была смерть предпочесть жизни. Некоторые из святой братии церковной, взяв в руки Евангелие, взывали с молитвами к Богу, другие же жаждали, чтобы разверзлась земля и стала им могилой. Так породили они в могпете великую тревогу. Много раз умолял он своих помощников, чтобы они уберегли его от смерти и доставили во дворец.
А относительно дела, ради которого прибыл, он понуждал их и говорил: «Напишу-ка и доложу великому царю, чтобы отверг он предложения о подобных вещах. Ибо если бы и сами боги явились нам на помощь, невозможно, чтобы законы могов утвердились в Армении, как я попытался [склонить] к этому общину церковную. Ведь если бы воины этой страны стали могами, то те нисколько не пощадили бы их, — не только посторонних, но и братьев, и сыновей, и всех близких своих и даже самих себя. То люди, которые и оков не боятся, и пыток не страшатся, и имуществом [230] своим не дорожат и, что худшее из зол, смерть предпочитают жизни. Кто же сможет противостоять им?
Я даже слышал от предков наших, что во дни Шапуха[62], царя царей, когда начало это учение расти и расширяться и заполнять всю страну Персидскую и проникать даже туда, на восток, те, что бьли наставниками наших законов, увещевали царя [позаботиться], чтобы законы могов никак не были упразднены в стране, [тогда и] отдал он грозное повеление, чтобы умолкла и прекратилась христианская вера. Но, сколько ни пытался он препятствовать, все больше и больше умножались [числом] и плодились [христиане], и достигли они страны кушанов. И оттуда [христианское учение] распространилось на юг до Индии.
И так они были бесстрашны и смелы в стране Персидской, что понастроили во всех городах страны церкви, которые превосходили великолепием дворцы, где жили цари. Возводили и так называемые мартирии и украшали их таким же убранством, как церкви, а во всех пустынных местах воздвигали монастыри. И, хотя явной помощи ниоткуда не было видно, возрастая, они росли и множились и умножали внешнее великолепие. Об источниках этого богатства мы ничего не знали, но твердо понимали одно: вся вселенная шла за их учением.
Хотя царь наложил сурово на них руку и многих из них схватил и предал мучениям, а еще большее число их предал смерти, он ожесточился в себе и устал от них, но не смог сократить их множество. Далее, хотя по всей стране Персидской он запер и опечатал двери церквей, они обратили в церковь каждый дом и служили повсюду согласно своей вере. И каждый себя полагал мартирием, и это человеческое здание было им дороже, чем построенное из земли. Мечи убивающих притупились, а их шеи согнулись, грабители этого имущества устали, притом, что добро, день ото дня возрастая, умножалось. Рассвирепел царь, и очень озлобились суровые палачи, а те, бодрствующие и бодрые, радостно принимали все истязания пытками и приветно переносили всякое ограбление их имущества.
Когда увидел царь, что в своем натиске они идут на смерть, как святые стада к небесной соли, отвел их истязания и пытки и [231] повелел могам и могпетам, чтобы никто не причинял им обиды, но чтобы уверенно, не страшась каждый оставался в своем учении — мог и зандик, иудей и христианин, и многие прочие секты, какие есть в различных краях страны Персидской. И тогда страна обрела мир и покой и, умолкнув, прекратились все распри и ссоры. Ведь при потрясении в нашей стране пришел в движение также и запад, а с ним заволновался и весь Тачкастан.
Все это мы знаем лишь понаслышке; но то, что я сам, своими глазами увидел, кажется мне значительнее былого. Итак, ты марзпан этой страны[63], тебе надлежит написать и доложить во дворец об этом единодушии [перед] насилием, как бесстрашно пренебрегали они этим царским повелением. И, если бы мы не поспешили и не обратились в бегство, они ни одного из нас не оставили бы в живых. Но, если безоружные люди прибегли к подобному насилию, кто сможет устоять перед их дерзким нападением, если вдруг к ним присоединятся и воины!
Я вот не был осведомлен о нерушимом согласии этой церкви, ибо одно то, что слышит человек, а другое то, что он видит достоверно, своими глазами. Ты, что с детства был воспитан в этом учении и доподлинно знал твердость этих людей и что без великого кровопролития они не дадут нам наложить руку на эти церкви, почему все это ты прямо и достоверно не выложил царю? Поскольку старшим среди нахараров был ты, и вся эта страна была доверена тебе в марзпанство, почему ты не взял на себя великую заботу? Ибо в иное время ты бывал мудр, и я это знал, а тут поступил безрассудно. А если ты так не сделал, ясно, что и ты с ними заодно и что по твоему наущению проделали это надо мною и над войском!
Но если это так и ты не желаешь держаться за учение могов, не стесняйся из страха перед царем. Я напишу и доложу двору, чтобы мовпетан мовпет, и дарандардзапет, и великий хазарапет склонили царя к согласию, дабы он уступил, согласно прежнему распоряжению, и чтобы они положились на волю людей, с тем, чтобы мало-помалу те приобщились к законам могов, и принявшие их охотно выполняли повеление царское. Ибо страна это пограничная, и, если причинят [им] какой-либо ущерб, возможно, [232] что, рассеявшись, они уйдут на чужбину. Но если страна эта обезлюдеет, тогда и тебя самого постигнет великая кара от дворца!»
Ответил марзпан могпету. «Все твои наставительные речи, которые ты произнес, истинны, но ты увидел то, о чем мы в прошлом не знали и ныне весьма сожалеем. Но ты поступи сейчас так, как я скажу, и это придется тебе по душе. Будь немного терпелив и скрой свои замыслы от многих, но мужам, которых назову, тем ты сообщи. Тем временем я наберусь силы, чтобы привести на помощь войска, и, быть может, смогу расколоть единство церкви. И, если мне удастся осуществить это, знаю, что потом смогу выполнить и царский приказ!»[64]
И тотчас вызвав конный отряд из страны Сюнийской[65], пополнил свои войска [для] помощи могам и могпету. И потом стал говорить: «Пошли-ка грамоту ко двору относительно конницы, которой в Алвании десять тысяч, чтобы на зимовку пришла она сюда, в Армению. И когда мы будем иметь ее под рукой, никто не сможет отвергнуть царский приказ!»
Ответил могпет марзпану: «Это рассуждение опять-таки противоречит моим словам, ибо если мы будем сражаться с этой страной, то страна совершенно разорится и мы не избегнем кары. Самим нам вред и царской [казне] великий ущерб!»
Но марзпан вовсе не желал прислушиваться к нему, ибо сердцем и разумом принял он веру персидскую. Стал он после этого прельщать: кого богатством, кого увещевательными речами, а всех рамиков, угрожая им грозными словами, приводил в трепет. Ежедневно он умножал выдачу припасов к столу, заводил, веселя, музыку, проводя долготу ночей в застольных песнях и непристойных плясках, услаждал некоторых музыкальными ладами и языческими песнями, воздавал великие восхваления законам царя. Он вывез из дворца множество богатств и каждому тайно всучал взятку под видом награды и почести. И многими коварствами соблазнил простодушных людей и перетянул на свою сторону.
И когда святые епископы увидели все это, еще более подзадоренные, они сплотились в том же согласии и с находчивой мудростью [233] [мысленно] разделили лагерь на две части. Когда же, в особенности, убедились, что нечестивый князь Сюнийский получил смертельную рану в душу — с отвращением отвергли [его] и отстранились от него.
Устроив однажды ночью совещание всем множеством единомышленников, призвали на этот совет и спарапета войска[66], расспросили и убедились в непреклонности мыслей того, кто даже на ничтожную часть не поступился любовью к Христу. И единодушно сотворив молитву за него, вновь приняли в ряды благочестивых. И через него и многих из тех, кто не отклонился от прежнего единства, они вовлекли в то же соглашение. И те собрались и составили многочисленное войско. И еще дальше отступились от могов и могneтa и от нечестивого Васака.
А тот так одурил и одурманил разум могпета, что даже не дал ему возможности постичь последствия. Стал распределять могов по домам нахараров и учреждать огромный дневной паек, приносить в жертву убойный скот и насильно заставлять крещеных людей есть жертвенное мясо и поклоняться солнцу. А когда по всей стране начала умножаться такая омерзительная смута, то и жены стражников дерзнули погасить в воскресный день лампады в церкви и разодрать одежды инокинь.
Когда святые епископы-единомышленники заметили эту тревогу и смятение, то, взяв в руки святое Евангелие, кинулись, не ожидая приглашения, к ставке спарапета, где сосредоточились войска Армянские.
Подняли свои голоса и говорят: «Молим всех вас этим святым Евангелием, — если марзпан и могпет творят это злое беззаконие с вашего согласия, то сначала порубите нам шеи, а потом уж касайтесь церкви. Но, если они творят это зло без вашей на то воли, пусть сегодня же с них будет взыскано ваше мщение за это!»
А те, что были в ставке cnapапеma, встали на ноги, единодушно вознесли свои голоса к Богу и говорят: «Ты, Господи, ведаешь сердца всех, и не нужно Тебе никакого от людей свидетельства. Если мы оторвались умом и сердцем от Тебя, Тебе это хорошо ведомо, и сегодня же покарай нас по грехам нашим. А если мы твердо [234] пребываем в согласии святого сего Евангелия, Ты, Господи, будь нам сегодня в помощь и выдай нам врагов истины, чтобы поступили мы с ними согласно нашей воле!»
Сказав это, ударились все головами о землю и приняли благословение, идущее от Евангелия и от епископов. А один из присутствующих там нахараров, хоть и участвовал в их замысле, не присоединился к ним в этом великом свидетельствовавши. И тут же, в тот же час был ими побит камнями. И напал на всех великий страх.
При этом все так распалились ревностью гнева, что у всех зрителей спирало нутро, и они пренебрегли царскими наградами и попрали ногой грозные повеления. Кинулись тотчас к своему оружию, всю ночь готовились и снаряжались, а когда забрезжил рассвет, разделив полк на три части, ударили по стану. Первый отряд с восточной стороны, и второй отряд с западной стороны, и третий отряд с северной стороны, взяв в окружение, обложили весь многолюдный лагерь и многих перебили и еще больше из видных людей связали и кинули за подвластные им могучие замки. А добычу, и награбленное, и захваченное в лагере, собрав в одном месте, хранили как бы по царскому повелению.
А когда захватили марзпана, он присоединился к ним с клятвою твердо держаться обета и каялся в первом своем отступлении от них. Кидался он покаянно в ноги святым епископам и умолял, валяясь в ногах, чтобы не отвергли, не отталкивали его от себя. Повторял и утроял нерушимую клятву на святом Евангелии перед всем множеством, написал и припечатал эту клятву и привязал ее к Евангелию, и умолял, чтобы месть с него взыскал Бог и чтобы они не убивали его, как свойственно людям.
А они, хотя и были убеждены в его коварном притворстве и что он вновь обманно вернется к прежнему заблуждению, нисколько не спешили наложить на него руку за прежние вины, а оставили его на суд святого Евангелия.
А те, что прибыли, дабы взять в добычу святую сокровищницу Церкви, против воли сдались и сложили свою добычу пред лицо святых епископов и всего войска. И повеление царя, отвергнутое, обратилось в ничто. А преуспевшие силою Бога мужи и [235] жены, и все множество рамиков, славословя, восклицали и говорили: «Готовы мы к гонениям и к смерти и ко всяким притеснениям и мучениям за святые церкви, кои нам заповедали наши предки силою пришествия Господа нашего Иисуса Христа, через которого мы вновь родились в единой надежде веры ~ крещением во Христа Иисуса. Подобно же желаем мучением и кровью обновить себя. Ибо отцом нашим признаем святое Евангелие, а матерью вселенскую Церковь. Пусть никто между нами стеною злобы не станет, не оторвет нас от нее [церкви]!»
И далее господин не превосходил более собственного раба, а изнеженный азат удрученного сельчанина, и все одинаково не сдавали в мужестве. Одно [билось] сердце в устремлениях всех мужей и жен, старцев и отроков, и всех пребывающих в согласии во Христе. Ибо все стали воинами единого воинства, надели единую броню веры по заповеди Христовой, мужи и жены перепоясались единым поясом истины.
Отвергнуто было золото, и никто не брал себе серебра, а почтенные одежды для украшения и возвеличивания оказались в небрежении и бесчестии и не пробуждали алчности. Даже [простое] имущество в глазах каждого его владельца шло ни во что. Считали они себя как бы мертвыми трупами, и каждый сам рыл себе могилу и жизнь свою считал смертью, а собственную смерть подлинной жизнью.
Но очень часто слышался возглас: «Лишь бы умереть доблестно, лишь бы имя и душу унаследовать, чтобы жив был в нас Христос, которому нетрудно вторично обновить нас и всех, усопших прежде, из праха и воздать каждому по делам его!»
Говоря это и более, чем это, и утешая себя и друг друга, воины заново приготовили свое оружие, молельщики непрестанно пребывали в молитвах своих, а те, что говели, подвизались в постах своих. День и ночь не прерывались голоса священнослужителей в святых псалмах, чтения божественных заветов шли без перерыва во все часы, подобно и толкователи учительствовали в утешении небесном.
В это время вновь напали на замки и аваны, которые занимали персы в различных укрепленных местах страны, разрушали и [236] сокрушали их жилища. Первым был великий Арташат вместе с его аванами. Взяли неприступные крепости: город Гарни, Ани, Артагерс и их аваны, Еркайнордк и Архни и их аваны, Бардзрабол, Хоранист, Цаханист, надежный Олакан и с ними их аваны, Арпанеал, аван Ван и с ним его аваны, Греал и Капойт, Оротн и Вашакашат[67].
Все это, с относящимися к ним деревнями и агараками, военными отрядами и военачальниками, захватили в том же году и разорили, мужей и жен с их имуществом и добром, вместе с драгоценными сокровищами и утварью увели в плен. Разоряли и разрушали их строения, поджигали и сжигали дома служения огню. Вычищали мерзость идолопоклонства и забирали утварь и оборудование атрушанов, приносили и складывали в святых церквах и через святых иереев отдавали на служение святому Престолу. И, вместо суетного обряда, который упраздняли, во всех местах языческих водружали спасительный крест Христов, воздвигали всесвятой престол и в святости совершали живительное таинство, назначали на месте церковнослужителей и священников. Укрепленная надеждой, радовалась вся страна.
И пока, исполнившись этой великой добродетели, творили они дела геройские, над каждым обозначилась некая божественная благодать. Ведь без договоренности с Армянскими войсками, с восточной окраины страны кто-то напал на страну Атрпатакан[68]. И в разных местах причинили много ущерба, захватывая, и разоряя, и разрушая многие атрушаны.
А те, что наткнулись на великие крепости, сотворив крестное знамение, напали на гарнизоны. И стены двух очень больших замков, рухнув, развалились, хотя к ним никто и не приблизился. И все жители страны, пораженные страхом перед великим знамением, сами, своими руками сожигали храмы огня. Отрекаясь от законов могов, исповедовали святое Евангелие.
И другие великие дела удачи совершали благодаря этому воинству. Ибо там, где не надеялись, что кто-либо упомянет имя Бога, великий ужас нисходил на тех сверху, и каждый рассказывал товарищу о новых чудесных видениях. Подобно же и звезды [237] на небе являлись, сверкая ярким светом, чего не было в их прежней природе. А все юноши страны упражнялись в храбрости, подобно воинственным мужам.
И вот, через много дней прибыл хазарапет Алвании со святым епископом страны и в великом смятении торопил войска, говоря: «Полк персидский, который был в стране хонов, вернулся оттуда, вступил в нашу страну, прибыла от двора в большом количестве также и другая конница. И кроме всего этого, еще и триста могов-наставников привели с собой, всполошили страну и кое-кого перетянули на свою сторону, и хотели наложить руку на церковь. И по велению царя всех понуждали и говорили: «Если по доброй воле примете нашу веру, получите от него [царя] дары и почести, и будет вам от казны сложение податей, а если по доброй воле не согласитесь, то есть у нас повеление воздвигать в деревнях и городах атругианы и в них возжигать Врамов огонь[69], и поставить могов и могпетов служителями веры по всей вашей стране. И если кто-либо, воспротивившись, станет перечить, сам он примет смертную кару, а жена и дети такового, становясь анашхархиками, поступят во владение дворца!»
Когда эта тяжкая, горькая весть достигла полка Армянского, [воины] нисколько не ослабели и не лишились отваги, но снова состоялось совокупное собрание всей страны по поводу прибытия к ним вестников печали. И единодушно подбодрив их, отпустили, чтобы на некоторое время лукавым обманом задержали тех и чтобы они отступились от своих недобрых намерений, не тронули святой общины их церкви. А сами, [вооружившись] могуществом Бога, совещались и искали выхода из обстоятельств.
В это время одного из великих нахараров. Атома из рода Гнуни, спешно послали в западную страну доложить об этом коварном замысле царя Востока, одновременно и рассказать о собственных мужественных подвигах, которые [христиане] наделе совершили, — поправ ногами грозное повеление, произвели величайшее избиение могов, — и просить от него [кесаря] помощи, а если он пожелает, даже перейти к нему в служение.
Вот копия грамоты, которую написали кесарю Феодосию: [238] «Йовсэп епископ, со многими моими со[братьями]-епископами и со всем войском Армянским, марзпан Васак и Нершапух Рмбосеан вместе с нашим спарапетом и со всеми нашими великими нахарарами [обращаемся] к тебе, великославному кесарю Феодосию.
Да умножатся наши приветы тебе и всем твоим войскам, тебе, что с миролюбивым человеколюбием властвуешь над морем и сушей, и нет никого среди нас, земных, кто стал бы супротив вашему беспрепятственному господству.
Мы располагаем правдивыми памятными сочинениями о добродетельных предках ваших, как, властвуя в Европе, они переправились и овладели и страной азийцев, от границ Сеира до краев Гадеса[70], и никого не нашлось, кто бы восстал и выступил против их власти.
При столь великой власти они страну Армянскую именовали великим и любимым дасгпакертам. Посему и предок наш Трдатий[71], который в детстве был похищен своими дядьями, зарезавшими его отца, и, будучи спасен, воспитан в великой стране Греческой, помнил вашу давнюю любовь. Воцарившись вашей властью, он завладел своей отцовской страной. Подобно же и веру во Христа приняв от святого главы епископов Рима, просветил темные северные края, которые ныне возлюбившие тьму сыны Востока желают отнять и вырвать у нас.
И мы, смелея от вашей мужественной доблести, кое в чем смогли воспротивиться их повелениям, главное же, ныне подготовились к будущему. Мы предпочли смерть в богопочитании жизни в отступничестве. Если же вы возьмете нас под свою руку, то мы вновь встретимся с жизнью и никогда со смертью! Но, если хоть немного промедлите, жар от этого пламени достигнет, возможно, и многих других стран!»
И когда предстали перед великим царем, то огласили письмо с просьбой Армянской страны и памятные сочинения о предках, упомянули много книг, к сему относящихся, которые содержали тот же нерушимый обет.
Но пока блаженный Феодосии опрашивал весь Сенат и желал найти мирный способ разрешения дела, и был озабочен и [239] весьма настроен, чтобы восточные церкви не были разграблены нечестивыми язычниками, — в это-то самое время настал безвременно конец жизни его и возникло злющее препятствие оказанию помощи.
И воцарился вместо него кесарь Маркиан, и через негодных своих слуг, мужей-советчиков: Анатолия, который был спарапетом, и сирийца Елпария, — оба мужи бесчестные и негодные, в то же время безбожники, — склоненный их речами, не пожелал царь прислушаться к единому союзу армян, которые всей своей силой противостали злобности язычников. И сей, лишенный мужественности [Маркиан], предпочитал сохранить договор с язычниками ради мирского покоя, чем стать соратником общины христианской. По этой причине поспешно отправил послов к царю персидскому, того же Елпария, и заключил с [царем] нерушимый договор, [обязавшись] оставить армянские войска без помощи войском, и оружием, и всяким содействием.
И, когда так получилось и отпала надежда на помощь от людей, святые епископы вновь стали ободрять себя и войско Армянское. Те же, хотя и учитывали свою малочисленность и сговор обоих царей, но нисколько не трепетали от страха и, верные прежнему обету, были смелы и говорили: «Мы готовы и поражать, и погибнуть! Нетрудно Богу с немногими творить дела многих и с ничтожными совершать великие деяния».
Хотя они и не имели предводителем царя, и не было какого-либо помощника извне, от чужих, но, благодаря своей добродетели и утешению от святых вардапетов, все нахарары со своими дружинами, каждый из своего удела, дружно, без промедления сошлись в одном месте. Много было и другой конницы, из самого царского удела.
И все войско разделили на три полка.
Полк первый дали Нершапуху Рмбосеану и послали его на охрану страны близ границ страны Атрпатакан.
Полк второй дали под начало зоравару Армении Вардану, чтобы пересек он пределы Иверии [и пошел] на марзпана Чора, который явился разорять церкви Алвании[72]. [240]
А третий полк дали под начало Васаку, князю Сюника, который в своих сокровенных замыслах не отошел от языческого обета.
И тот отобрал и взял к себе тех, за кем знал слабость в вере:
ишхана Багратуни с его дружиной,
ишхана Хорхоруни с его дружиной,
ишхана Апахуни с его дружиной,
ишхана Вахевуни с его дружиной,
ишхана Палуни с его дружиной,
ишхана Габелеана с его дружиной,
ишхана Урца с его дружиной.
Многие и другие отряды из царского удела он привлек на свою сторону, и кое-кого из сепухов других родов. И коварным обманом он укрылся в засаде в крепостях своей страны, под вымышленным предлогом, что, мол, он сразу же выступит оттуда против полка Персидского, чтобы изгнать его из страны Алванской.
А сам из тайного убежища спешно отправил послов к полку Персидскому: «Вот, разрушил я единодушие общины Армянской и, расчленив рать, [двинул полки] по трем направлениям. Полк первый я удалил в Хер-и-Зареванд[73]. А полк второй состоит под моим началом, и не дам я ему вредить царским войскам. И всех других, оказавшихся в этой стране боеспособных мужей, я раскидал, рассеял по всему пространству этой страны. Но полк третий я передал под начало Вардану в Алвании, в малом составе и немногочисленный. Смело выходи навстречу и вовсе не бойся дать сражение. Знаю я, что перед великой силой они понесут поражение!»
Это он написал и посвятил в это марзпана по имени Себухт. А тот, когда услышал все эти ободряющие вести от Васака и, проверив, утвердился в мысли, что с малосильным полком идет на него спарапет Армении, не стал выжидать в краях Чора, а собрал все множество своих войск и поспешно перешел большую реку именуемую Кура. И встретился с [Варданом] близ границ Иверии против города Халхала, который был зимней ставкой царей Алвании. Прошел и сосредоточился со всем своим войском, построив боевые [241] порядки, окружил он все пространство поля. Вооруженные и в доспехах, [стояли они] во всей готовности для боя против полка Армянского.
А когда доблестный Вардан и все войско, которое было с ним, увидели могучую оснащенность полка язычников, осознали и собственную малочисленность. Но, хотя их было много меньше, чем тех, они нисколько не убоялись того великого множества, а все единодушно воздели руки свои к небу, восклицали и говорили:
«Покарай, Господи, тех, кто карает нас, сразись с теми, кто сражается с нами, оружием и щитом твоим помоги нам! Поколебли и приведи в дрожь полчища нечестивцев, рассей и разбросай злое единодушие врагов Твоих пред Твоим спасительным, великим знамением и подари через нас, немногих, доблесть для победы над несметным множеством. Мы молим не ради похваления, суетного славолюбия, бесполезных приобретений, и не от жадности корыстолюбия, направленного на обретение преходящего величия, но чтобы знали и поняли все те, кто не покорствует проповеди святого Евангелия, что ты властвуешь над жизнью и смертью и в руке Твоей победа и поражение. А мы готовы умереть ради любви Твоей, а если доведется и убивать их, то мы будем мстителями не за себя, а за истину!»
И, говоря это, сплотились, напали и сломили правое крыло и, отбросив его налево, предали всех мечу по [всему] пространству и обратили в бегство вплоть до недоступных мест в лесах, у глубоких обрывов реки Лопнас[74]. Здесь противостали им некоторые из рода царя Баласакана[75], сбросили с коня одного из армянских нахараров и из полка Димаксеанов убили Муша и Газрика.
Тут Аршавир Аршаруни взглянул зорким оком, зарыкал как лев и напал как вепрь, поразил и сразил храброго Вурка, брата царя лпинов, и с ним прикончил многих его приспешников. И так каждый [из полка армянского] поверг на землю своего противника. И вследствие дерзкого наскока больше было тех, кого скинули в реку, чем павших на суше от меча. И от множества упавших тел прозрачные воды реки обратились в кровь. И никто из них не спасся и не скрылся в густых лесах равнины. Но [242] кто-то из вражеской рати, став в доспехах на спину коня, переправился через большую реку, [будучи] на волосок от смерти покинул сражение, доставил печальную весть оставшейся части основного войска, и они в бегстве бросились к шахастану[76].
Тогда войско армянское, завершив славное ратное дело, занялось обиранием трупов; собрали огромную военную добычу и обобрали трупы павших. И собрали много серебра и золота, оружие, и добрых коней и украшения храбрых мужей.
Затем с не меньшей отвагой напали на замки и города, в которых закрепились персы в стране Алвании, крепко сражаясь и сжигая опорные крепости, а могов, которых привели [персы] для совращения страны, где только находили их в различных неприступных местах, группами предавали мечу и выставляли на корм птицам небесным и зверям земным. Очищали места от всяких омерзительных жертв и, спасая, освобождали церкви от невыносимого утеснения.
И многие из нахараров Алоании и из шинаканов, которые ради имени Божьего рассеялись и бежали в неприступные места гор Капкоха[77], когда увидели успех дела, которое Бог совершил через полк Армянский, сами являлись, собирались и присоединялись к [армянским] войскам и становились единодушными и равными участниками геройских подвигов. Затем они направились к Хонским вратам[78], которыми силою завладели персы, взяли и разрушили врата и перебили войска, что располагались внутри, а врата вверили власти Вахана из рода царей Алвании. И во всех этих доблестных [подвигах] решительно никто из них не пал раненым, кроме одного блаженного, который геройски погиб в великом сражении[79].
И здесь же того самого мужа, которому вверили эти врата, отправили послом в страну хонов и ко многим другим племенам варваров, бывших союзниками страны хонов, чтобы вести с ними переговоры и заключить договор, установить нерушимый союз. А те, когда все это услыхали, поспешно, без промедления прибыли на место и стали очевидцами победных дел. И нисколько не помедлили клятвенно вступить в договор согласно собственным законам, приняли на себя [также] и клятву христианскую — твердо соблюдать единство с ними. [243]
Но, когда это совершили и обрели великую уверенность, пока еще спокойно пребывали там же, на месте, явился из страны армянской гонец печали. Он бил себя в лоб и, разрывая ворот, [рассказывал] об изменнике Васаке: «Отступив от обета христианского и разорив многие места в стране Армянской, особенно царскую зимнюю ставку, где были стоянки войск, Гарни и Ерамаванк, великий дастакерт Драсханакерт, Варданашат и крепость Ошакан, Парахот, Сардеанк, аван Дзолакерт и крепость Армавир, аван Куаш, Аруч, Ашнак, и весь Арагацотн, и Арташатский наханг и самый Арташат, и все деревни и аваны вокруг него взял, разорил и поджег и все ваши семьи вынудил бежать, покинув места собственного пребывания. Наложил руку и на святые церкви, унес святые сосуды церковного престола, увел в плен семьи священников, а их самих связал и заключил в тюрьму. И, распространив набеги, он разоряет всю страну. А полк, который был в краях Атрпатаканских, не поспел оказать помощь Миджнашхарху[80]. Но войска, которые там оставались, ускользнули от нечестивца, отступили к окраине страны и пока еще держатся данного с вами обета единения в любви Христовой. Те же, что были с ним, так некоторые бежали в свои места, но очень многие были совращены его нечестием».
Двинувшись от этого места, чтобы возвратиться в Армянскую страну, в великой поспешности, и со многой добычей, и с безмерным величием, и в беспечальной радости, с песнями на устах, они громко восклицали: «Исповедуем Господу, что благ Он, что милость его вовеки, что поразил Он великие народы и убил могучих князей, ибо Он благ, ибо вовек милость Его!» И, распевая этот псалом и исполнив его до конца, с молитвами приносили славословие святой Троице.
Там зоравар[81] занялся отстававшими воинскими рядами, обеспечил их передовым, замыкающим и боковым прикрытием, в целости и здравии приведя за тридцать дней к границам родной страны.
Васаку и ишханам, которые были при нем, доложили о доблести и геройстве полка Варданова в стране Алвании, а также о договоренности с хонами. До того, как они встретились друг с [244] другом, [Васак] избрал себе [помощником] ночь и в бегстве бросился в неприступные места своей страны. И в такой поспешности удалился, что пленных и добычу, которые он забрал в гаваре Айрарат, да сверх того и свое еще, поневоле оставил и бежал.
Поскольку наступило зимнее время, а продовольствие отбил вражеский полк, [Вардан] не мог обеспечить питанием все войско в одном месте, и рассеял и разослал их по различным говорам страны на зимний отдых. Приказал он быть наготове со снаряжением к весеннему времени. А некоторых из своего полка, из числа старших нахараров, он оставил себе на помощь и укрепился, заняв место, где [некогда] находилась царская резиденция.
И отряд за отрядом направлял в страну Сюник, брал и разорял многие гавары, и поставил [Васака] и все войско, которое было при нем, в такое стесненное положение, что они не брезгуя, перед угрозой голодной [смерти], ели падаль — ослов и коней. И многие удары наносил отступникам. А тем временем весь сонм святых епископов и вся церковная братия проливали горькие слезы по жестоко страдавшим, ибо босоногими и пешком угоняли мужей и вскормленных в неге жен, а многие младенцы, побитые о камни, были побросаны вдоль дорог.
Когда все это принесло успех богобоязненным, все епископы и иереи дали распоряжение по всей стране, чтобы в течение всего месяца Калоц[82] в посте и молитвах совершать моления к Богу и приобщить праздник победы в сражениях к святому празднику явления Христа[83], дабы нерасторжимо было это великое поминание с непреходящим божьим праздником.
И обо всем этом проявлении Божьем, которое в величии явилось стране Армянской, святые епископы написали и отправили в страну Греческую, в великий город, к святой общине церковной, чтобы и те, творя молитвы, просили у Бога: как мы начали, так в том и достигли завершения.
И одного из прежних персидских пленников освободили от пут и поставили перед нахарарами, говорили с ним и указывали на происшедшие бедствия, на разорение стран и поражение царских войск и на то, что еще предстояло в будущем. А после того, как это полностью раскрыли перед ним, единодушным было порицание, [245] исходившее от обеих сторон — праведников и отступившихся от веры. Говорили о том, как понапрасну принудил их [царь] к отступлению от отеческих законов, и о лукавстве мятежного Васака, как он, ссылаясь на слова армян, обманул царя, мол, те, якобы, принимают веру могов. Никто не говорил ему подобных слов, он самочинно преподнес эту ложь.
Когда все это объяснили ему полностью, отпустили его посланцем [к царю] для оправдания и чтобы изыскать и исхитриться — быть может, удастся им выручить братьев своих из утеснении.
Но к тому уже поспели вестники печали от нечестивого Васака, чтобы рассказать о всех испытаниях, которым [Вардан] подверг царские войска. И все это обвинение было направлено против святой общины церкви. Ибо желанием нечестивца было расколоть единство епископов с нахарарами. Но он все еще не понимал, что если в природе и можно видеть, как душа и тело некоторое время разлучаются, то такого не может быть, когда кто-либо от любви к Богу принял клятву.
Итак, сей муж отправился в зимнюю ставку, довел все это до слуха царя, заставил его встрепенуться и задрожать, так что [царь] утратил весь свой воинский дух, тем более что с восточной войны он вернулся согбенным, а не с поднятой головой. Когда же, проверив, он утвердился в том, что [услыхал] от этого последнего посланца, то все бедственные плоды своих деяний свалил на советчиков. И тогда погасло в нем сжигавшее его яркое пламя, ибо заткнулись рты коварных советчиков, которые постоянно подталкивали его на вредоносные поступки. Поникнув и уйдя от непомерной гордыни, он вернул свое одичавшее сердце к человеческой природе. Оглянулся и увидел себя в полной немощи, понял, что то, что сотворить желает, не способен осуществить. Посему остановился в дерзком натиске и заглушил свой бешеный рык.
И тот, кто громогласным криком вопил и еще более грозными повелениями приводил в дрожь и дальних и близких, начал кроткими и просительными словами говорить со всеми и возглашать: «Какой причинил я вред, навел ли какие бедствия на племена, [246] и на народы, и на каждого в отдельности?! Ведь немало учений в стране нашей Арийской, и каждое вероисповедание [почитается] явно. Кто же когда-либо стеснял и понуждал [людей], чтобы обратить их всех в один закон могов, особенно [приверженцев] христианского учения. Как твердо и истинно пребывали они в своей вере, так и по отношению к нам показали себя лучшими, чем [сторонники] других учений. И никакого упрека не может кто-либо сделать избранным ими законам, а я считаю их под стать нашей вере маздезнов, почему и были они почтенны при наших предках, как я и сам помню — при отце моем, который восседал на этом великом престоле. Когда он начал изучать и исследовать все учения и доподлинно постиг их, он признал законы христианские наиболее возвышенными среди всех остальных. Посему возвеличенные [христиане] участвовали в шествиях при царском дворе, и радовались щедрым наградам, и безбоязненно передвигались по всей стране. Также и тех, что были главными среди христиан и кого называют епископами, он удостаивал подарков и даров. И как своим доверенным, поручал им отдельные марзы и никогда не ошибался в великих делах царских.
А вы этого никогда не вспоминали, но ежедневно отягощали слух мой, говоря о них всякое злое. Смотрите, как вы понудили меня содеять нечто, чего я не желал, и получился великий ущерб на границах между двумя непримиримыми врагами. И мы все еще на дальнем пути, и ни одно дело в этой войне не достигло завершения. А вы здесь же, в моем доме, навязываете мне войну, и конец ее будет горше, чем [в войне] с внешними врагами!»
Все это и еще более, чем это, говорил он всей знати и вину в преступлениях валил на могпета и могов. И все взурки и почтенные нахарары, которые восседали в собрании и внимали льющейся его речи, устыдившись, склонялись, вперив взор в землю, и не решались поднять голову.
Но некоторые из них, угождая его мыслям, говорили так: «Да, доблестный царь, это так, как ты сейчас сказал. Но теперь ты можешь, выправив, все уладить. Нет ничего такого, что могло бы выйти за пределы твоей воли. Ибо от богов тебе дано — все, что пожелаешь, ты можешь свершить. Не тесни свою душу смятением [247] и не смущай мысли у всех у нас. Быть может, и не трудно найти средство к завершению этих дел. Прояви кротость и с терпимостью разреши этим людям отныне держаться христианства. И этим ты приведешь восставших к покорности!»
Угодными показались царю эти слова. И тут же, без промедления, призвал он пред лице свое [мужей] от всех народов, которые держались христианства и которые были в его войске, а он им прежде насильственно запретил, чтобы кто-либо осмелился открыто почитать Бога. Ибо тех, кто противился, он истязал и отнял у них видимые должности, а некоторых заставлял против воли поклоняться солнцу и вверг все воинство в тоску и скорбь. Но в этот день он велел, чтобы снова без опаски, по старому порядку, твердо стояли в законе христианства. А кто был грешен и не желал немедленно, без всякого покаяния, прийти и приобщиться к христианскому порядку, повелел царь, чтобы они были схвачены и отведены в свою церковь. А священникам он предоставил право, чтобы поступали так, как найдут нужным, согласно своим правилам. И немедленно упорядочил урезанные выдачи продовольствия применительно к каждому, а отнятые у них седалища велел подать на свое место и не возражал, чтобы они ежедневно являлись во дворец[84]. И все вновь узаконил, как было установлено прежде. Он впал в смирение и говорил с ними ласково, по древнему обычаю.
А когда все это сделал и установил, то в их присутствии разослал указы о прощении христианам в каждой подвластной ему стране: «Если кто находится в оковах, то по царскому велению да будет освобожден. И если у кого отобрано имущество, да будет возвращено. Подобно же и земли, будь то вотчинные, будь то жалованные, будь то благоприобретенные, если окажутся у кого-либо изъятыми — мы повелеваем, чтобы были возвращены!»
И когда обо всем этом уведомил их, просил у них, чтобы засвидетельствовали его верность по отношению к Армянской стране, и клятвенно вступил в договор с ними, который скрепили и все его вельможи: «Я совершенно забуду о том, чтобы мстить вам! [248]
Как вы прежде истинно следовали законам вашим, далее держитесь их больше! Но только не выходите из служения нам!»
Обо всем этом грамотой сообщил стране Армянской и многим другим странам, которые держались христианства, но сам тайно, коварно поспешил отправить послов к кесарю Маркиану. И когда, проверив, убедился, что ромеи отказались содействовать христианству помощью войском и чем-либо другим, тут же вернулся к прежним заблуждениям. Былую неудачу он приписал своим сановникам и думал так- «По прежним замыслам я все выполню!»
А армяне, хотя и получили обманное письмо царя с увещеваниями, которое внешне содержало благую весть о жизни, а внутренне — горечь смерти, удивлялись скудоумию [царя] и говорили друг другу: «Сколь бесстыден его коварный обман! Ведь дважды и трижды он пытался и был уличен, а не стыдится. И, зная о нерушимом нашем обете, все еще бесстыдствует и нагличает. Преследуя нас, стремится подавить наш дух!
Верить ли нам его ненадежному повелению? Какое благодеяние мы видели в отношении какой-либо из наших церквей, что в стране Персидской? Ибо кто сам для себя зол, тот не может быть благ для другого, и кто сам бредет во тьме, не может другого вести светом истины. Как нет праведности от вероломства, так нет и истины от лжи, равным образом нет и надежды на мир от мятежных мыслей.
Но мы, что спаслись могуществом Божьим и укреплены верою в надежду Христову, который пришел и принял тело нашей природы от святой Девы и, объединенный неотделимой божественностью, за наши грехи принял страсти на Свое тело, и в нем был распят, и погребен, и, воскреснув, явился многим, вознесся в виду учеников к Отцу Своему, воссел одесную Всемогущего — [мы] в Нем исповедуем Бога истинного и на Него же уповаем, что во славе и силою Отца придет воскресить всех усопших и обновить ветхость сотворенных, совершить суд вечный над праведными и грешниками.
Мы не поддаемся на обман, как дети, и не впадаем в заблуждение, как невежды, и не обманываемся, как неразумные, но готовы ко всяким испытаниям. И молим Бога, и непрестанно просим у многой милостивости Его, чтобы в чем начали, в том и завершили [249] доблестно, а не позорно. Ибо ныне и Восток и Запад узнали, что вы богоборцы и нас беспричинно убиваете за все наши заслуги. Свидетели нам небеса с небесными и земля с земными, что ничем мы не согрешили даже и в мыслях, но вместо воздаяния наград и добра нам вы хотите отнять у нас истинную жизнь, что невозможно и да не будет впредь!
А верить ли ныне недостойным устам того, кто злейшим образом понуждал нас к отступничеству? Не совершив ничего доброго, станет ли он возглашать благовестие? Мы не можем сегодня, тут же, принять его вынужденную исповедь — он хулил Христа и заставлял верующих отступиться от него! И тот, кто клялся пустыми обрядами своего заблуждения, всячески истязал служителей церкви, теперь, явившись воровски, приносит нам славословие и тем самым хочет излить на нас все свое лукавство!
Не верим мы этому и не согласимся с этим лживым повелением!»
И когда он понял: «Не могу я разрушить твердость пребывающих в согласии!», — он направил [в Армению] исполненного злобы старика, в котором поселился Сатана со своею силой, того, кто совершил многие злодеяния. Воля его с детства питалась беспорочным телом святых, а жажда утолялась кровью безгрешных. Добавил царь к его злобности свое смертоносное повеление. Придал ему многие полки из всех стран, отправил с ним многочисленные стада слонов.
Достигнув границ Армении, тот вступил в город Пайтакаран, а все войско расположил вокруг города, дабы лучше подготовить исполнение своих злобных замыслов. То был властитель и повелитель всего государства Персидского, и имя его было Михрнерсех[85], и не было никого вовсе, кто бы посмел ослушаться его. И не только вельможи и малые, но и сам царь считался с его повелениями. Он-то и предпринял это злобное дело.
Раздел четвертый
О РАЗДОРЕ, ВНЕСЕННОМ СЮНИЙСКИМ ИШХАНОМ СОТОВАРИЩИ
До этого места я нисколько не робел рассказывать о бедствиях нашего народа, которые злейшим образом обрушились на нас от внешних врагов истины. Из [врагов] меньшая часть побила нас, а больше побитыми нами оказались они, потому что тогда мы были еще единодушны и дружны. Хотя некоторые затаили коварное двоемыслие, но в глазах внешних [врагов] единодушие наше оказалось опасным, и в двух или трех случаях они не смогли противостоять нам.
Но вот далее, когда раскол, крадучись, проникает внутрь, с нарушением единомыслия удаляется и небесная благодать, люди становятся себялюбивыми и весьма умножаются стоны и плач. Когда, отсеченные, отпадают члены, которые до этого были частями вот этого священного тела, человек предается слезам около лежащего трупа, но еще большей горечью наполняется он по поводу того, кто обращается в труп всей душой и телом. И если это так из-за одной личности, насколько же это сильнее в отношении целого народа?!
Но тут наш плач не об одном народе, а о народах и странах, о чем я скажу в дальнейшем, подвигаясь по порядку хотя и не с радостными мыслями. Вот, против воли, отмечаю многих, которые сами отошли от своей истинной жизни и явились причиной гибели множества других, одних в отношении видимых только [благ], других же — видимых и невидимых. И это последнее хуже всего. Дверь к погибели, которую они отворили, закрыть [251] может только Бог, а для человека уже пройден предел возможного.
Этот нечестивый Михрнерсех, так как он, испытав в прошлом, знал кощунственность Васака и теперь, послав за ним, призвал его к себе. Поскольку тот еще прежде отделился и отошел от единства армян, то явился и предстал [перед Михрнерсехом], удостоверил свою преданность, подтвердил вероломное отступничество армян. Он еще прибавил и рассказал, преувеличивая, о том, что и не содеяно армянами, и желал, лебезя, угодить нечестивцу.
А тот, хотя в душе сильно хулил его, но внешне воздал ему почести и пожаловал великие земные дары. И обещал ему княжение большее, чем тот имел, и породил в нем тщетные мечты, которые были выше власти [Михрнерсеха] — якобы [Васаку] предстоит достигнуть царского сана, только бы нашел он способ сломить единодушие армянской общины и чтобы исполнилась по стране царская воля.
И когда [Васак] согласился во всем следовать его воле, желчный старец понял, что тот одурманен, охвачен пустыми мечтаниями и что он изменил упорству объединенных [церковным обетом]. Он очень утешился в своих омраченных мыслях и подумал, мол, всех так могу уловить, [приведя] к окончательной их погибели. А благоразумие [Васака] приписывал собственной изворотливости, но того не знал, что Васак сам себя отрешил и отлучил от святой церкви, отошел и отчуждился от любви к Христу.
Ибо он забыл о пришествии сына Божьего и не вспомнил проповедь святого Евангелия, пренебрег грозными предупреждениями и не утешился благой вестью. Отступился от купели, которая зачала его, и не вспомнил [принявшего его] Святого Духа, который родил его. Презрел честное тело, которым он был очищен, и попрал ногою животворную кровь, которою были искуплены его грехи. Он стер запись об усыновлении и своею рукою разрушил незыблемую печать перстня. Выбыл из числа блаженных и многих взбунтовал вслед за собою.
Простер руку к криводушию и усвоил поклонение дэвам и стал сосудом зла, и Сатана наполнил его всяческим коварством. Взял [Сатану] в руки, как щит, и надел на себя, как доспех, и стал [252] как бы воином, исполнителем его воли. Сражался он ухищренно с мудрыми и с великой сноровкой — с учеными, открыто с простодушными и тайно с проницательными. Простер руку и изъял многих из полка Христова, и примешал их к полкам дэвов. И воровски вполз во многие места и проник, как змея, в среду укрепленных и, прорыв подкоп, открыто похитил и изъял многих из азатов и еще большее число из шинаканов и некоторых других из тех, которые [лишь] именуются священниками. Вот имена их, его соучастников:
ишхан Рштуни, по имени Артак,
ишхан Хорхоруни, по имени Гадишой,
ишхан Вахевуни, по имени Гют,
ишхан Багратуни, по имени Тироц,
ишхан Апахуни, по имени Манэч, ишхан Габелеан, по имени Артэн,
ишхан Акэ, по имени Ынджул,
и другой ишхан Палуни, по имени Варазшапух,
некий сепух из Аматуни, по имени Манэн,
также многих других азатов, которых именуют останиками из царского удела.
И всю свою страну полностью взбунтовал [и привел] к отступничеству, не только из множества мирян, но и многих из церковного обета, особенно через лжеиереев, коими и творил зло: это некий иерей по имени Зангак, некий иерей по имени Петрос, некий дьякон по имени Сахак, некий дьякон по имени Муши. Он их посылал к простодушным людям, обманывал и надувал. А те клялись святым Евангелием и говорили: «От царя будет пожаловано всем христианство!» И так вероломно извлекли они многих из святого сообщества, приводили и смешивали с полком отступников.
И собрал всяческие соблазны и составил многочисленную рать, составил список и представил поименно многих [воинов] великому хазарапету, [рассказал] и о своей храбрости и мужестве, очень похвалялся, как он изощрялся в совращении, а воинов армянских изображал разобщенными и расчлененными.
И когда все эти злые дела удались ему, нарушил и согласие страны Иверии с Арменией, не дал выступить вперед Алвании и [253] таким же точно образом задержал страну Алдзник. Отправил он грамоту, лживо выдавая одно за другое, и в Греческую страну, некоему мужу, имя которого было Васак, из тех Мамиконеанов, которые находятся в служении у греков. И, по злосчастию времени, муж этот был спарапетом Нижней Армении[86], ему были вверены ромейские войска на персидской границе, а своими деяниями он был вне божеских законов. Нашел Васак в том Васаке соучастника себе в великих злодействах, в которых оба они сошлись.
Писал он и сообщал непрестанно, что якобы все армяне присоединились к нему. И это же самое письмо Васак Нижней [Армении] с великой осторожностью отправил в стольный город кесаря[87]. Даже мысли святых епископов отвратил от них и поселил во всех войсках греческих сомнения в отношении веры.
Ведь через лжесвященников он лгал и обманывал, выдавая их за правдивых людей, посылал Евангелие с крестом и ими прикрывал всю свою сатанинскую лживость. Себя и все крыло отступников он выставлял как преданных богопочитанию; уверял, что он более предан, чем все войска Армении; клялся, и утверждал, и ссылался также на все повеления дворца о прощении.
В Греческой стране и так склонны были выслушать все это с удовлетворением, а [благодаря] его действиям тем более изменились и пали ниц перед ним.
Подобно же поступал он и со всеми краями страны, где были крепости — в Тморике и Кордике[88] в Арцахе[89] и Алвании, в Иверии и в стране Халтик[90], рассылал [вести], настаивал, чтобы никого (из противной стороны) не удостаивали пристанища.
И по великому его злодейству обстоятельства принесли ему еще удачу в делах; ибо никого не нашлось извне в помощь войску армянскому, кроме тех хонов, о которых уже была моя речь. Но и против них он собрал многочисленную конницу ариев, закрыл и запер ворота прохода [хонов]. И вовсе не давал покоя царю персидскому, но посылал вести и призывал многочисленные отряды в пограничную крепость Чор, сосредоточил там все [силы] страны иверов, лпинов и чилбов, [вызвал силы] Вата, Гава, и Глуара, и Хрсана, и Хечматака, Пасха и Посха и Пюкуана, все войско Таваспарана — с гор и с равнин, и из всех горных укреплений[91]. [254] Кого привлекал он утварью, великими дарами и щедрой раздачей царской казны, а кого запугивал угрозой царского веления.
Когда он все это сделал и выполнил по велению царя, то изо дня в день писал и доносил великому хазарапету Персии[92], который укрылся и притаился в городе Пайтакаране. После этого и тот осмелел [настолько], чтобы показаться многим народам; на одних он наводил страх, другим любовно раздавал дары. Призвал к себе Васака и всех тех князей, которые были за него, пожаловал им много даров от дворца, также и воинам, которые держали его сторону. Привел к нему [Васак] и иереев-отступников, представил, утвердил и объявил: «С помощью этих мы будем охотиться за теми, чтобы отколоть от единой общины!» А когда хазарапет услышал это, очень благодарил тех иереев и обнадеживал их:
«Если эта победа будет наша — пожалую вам имущество других священников и доложу царю о вашей великой заслуге!»
И [Васак] так поколебал и смутил страну Армянскую, что породил раскол между многими родными и братьями, не оставил в единстве отца и сына и посеял смуту в мирном спокойствии.
И были у него там, в его ашхархе[93], двое племянников по брату, [верные] святому обету добродетели. Написал и донес на них во дворец и получил право на их имущество, отверг и изгнал их из страны, с тем, чтобы они больше не возвращались туда. Подверг преследованиям и понудил бежать всех монахов страны, которые обличали бесповоротное его нечестие. Содеял и учинил всякие злодеяния против истины. И то, чего не знали нечестивые язычники, сообщал им, а относительно обета христианского [наставлял]: как, каким образом можно искоренить его из страны Армянской.
Когда Михнерсех увидел в нем все это зло, он на него стал возлагать больше надежды, чем на самого себя. Спрашивал и уточнял, сколько всего мужей в рати Вардана в Армянской стране. Когда услыхал от него, что их больше шестидесяти тысяч, потребовал также сведений относительно доблести каждого и сколько имеется таких, которые полностью вооружены, и сколько таких, которые, будучи лучниками, лишены [иного] вооружения, также и относительно пеших щитоносцев. [255]
И когда проведал об общем числе этого множества, тем более попытался узнать, сколько имеется начальствующих над храбрыми героями, чтобы подготовить троих против одного на каждого из них, не говоря о всех прочих. И даже осведомлялся у него относительно каждого отряда и на сколько полков делится войско, и кто из них является саларом, и какой начальник, с какой стороны будет вступать в боевое построение, и каково имя каждого из хамхарзов, и сколько трубачей будет играть в составе полка. Будут ли устраивать лакиш или свободно расположатся станом; будут ли выстраивать фронт против фронта или единой ратью атакуют в одном месте? Кто из них неустойчив и кто из них будет тверд, отдавая себя на смерть?
И когда обо всем этом осведомился у него, призвал всех военачальников и перед [Васаком] дал им всем строгий приказ, чтобы все они слушались его указаний. И все войска вместе с их военачальниками поручил некоему мужу из знати, имя которого было Мушкан Нюсалавурт.
А сам тотчас отправился в страну Восточную и, встретившись с великим царем[94], рассказал ему все о положении дел, о своей изворотливой мудрости и о лживых ухищрениях Васака, как он свое прежнее нечестие пожелал прикрыть тем, что расколол, разделил надвое воинство Армянское!
Когда царь услышал все это из уст великого хазарапета, душа его исполнилась желчи и он твердо поклялся: «Если в великом сражении этот нечестивец останется жив, я дам ему испить с великим поношением чашу смертельной горечи!»
[1] Перевод с древнеармянского акад. И.А. Орбели.
[2] Егишэ. О Вардане и армянской войне. Подготовка к печати и предисловие Е. Тер-Минасяна. Ереван, изд-во АН Арм. ССР, 1957.
[3] Егишэ. О Вардане и войне армянской. Перевод с древнеармянского акад. И.А. Орбели, подготовка к изданию, предисловие и примечания К.Н. Юзбашяна. Ереван, изд-во АН Арм. ССР, 1971.
[4] Династия Сасанидов пришла к власти в Иране в 224-226 гг. и правила до 651 г. В Армении у власти находились цари из рода Аршакуни, которые являли собой боковую ветвь иранских Аршакидов, свергнутых Сасанидами.
[5] Здесь названы и армянские цари Аршакуни: Тиран (342-350), его сын Аршак (350-367), Врамшапух (391-414) и его сын Арташэс. Последний армянский царь династии Аршакуни начал править в 422 г. и был свергнут с престола в 428 г. В этом событии сыграли свою роль и происки местных нахараров.
[6] Шапух (Шапур III) правил в 385-388 гг., Врам (Бахрам V 1ур) в 420-438 гг., его сын Йазкерт (Йездигерд II) — в 438-457 гг.
[7] «Греческая страна» — Восточная Римская или Византийская империя. Отсюда название ее населения ромеи (т.е. «римляне»). Основную массу этих «римлян» составляли греки, поэтому Византия упоминается обычно как страна греков.
[8] Кесарь — император. Здесь упомянут император Феодосии II (408-450).
[9] Имеется в виду Константинополь, столица Византийской империи.
[10] Тизбон — Ктесифон, столица сасанидского Ирана. Располагался ниже, т.е. юго-восточнее современного Багдада.
[11] Старинное русское слово шуйца означает «левая сторона», в данном случае неправая, ложная. Имеются в видумоги, в данном случае жрецы зороастрийской религии.
[12] Ис 9,20. Выдержка из св. Писания не совпадают полностью с каноническим текстом, Елишэ часто цитирует по памяти.
[13] Мф. 12, 25; Мк 3, 24 — 25; Лк 11, 17.
[14] Кушанское царство сложилось в I в. до н.э., включив в свой состав большую часть территорий Средней Азии, Северный Афганистан и Северную Индию. В армянских источниках кушанов называли также хонами. Елишэ описывает три кампании: 442-449, 450-451 и 453-454 гг.
[15] Ворота Пах — проход где-то на северо-востоке Ирана.
[16] Арии — иранцы, им противопоставляются не-арии, население покоренных стран.
[17] Апар — область на северо-востоке Ирана (позднее Хорасан) с главным городом Нишапур.
[18] Речь идет о странах или отдельных областях, которые в той или иной степени вынуждены были признать верховную власть Сасанидов. Иверия — это Восточная Грузия, Алвания (или Алуанк) — Кавказская Албания. В обеих странах правили собственные цари, христианство в них приобрело характер государственной религии. Лпины проживали на южных склонах Кавказских гор, здесь же, у подножья Кавказа, с ними соседствовали жители Цавдэка. Кордук находился между Тигром и его левым притоком, — Восточным Тигром, Алдзник же занимал территорию к северу от Западного Тигра. И Кордук, и Алдзник ранее входили в состав Армении.
[19] Тачкастан, в данном случае северная Месопотамия с центром в Нисибине.
[20] Перечисленные территории находились на юге Армении.
[21] См. Еф 6, 5-7 и Кол 3, 24.
[22] Варварами называли иноземцев греки, Елишэ несколько неожиданно приписывает подобное словоупотребление персидскому царю. Возможно, он имеет в виду воинов из отдаленных мест, которые, по его представлениям, были еще «варварами».
[23] См. выше, прим. 11.
[24] Т.е. в 442-449 гг.
[25] Хайлндуры, одно из наименований кавказских-сомов (хионитов).
[26] Эта крепость, известная и под другими наименованиями, находилась на берегу Каспия, близ нынешнего Дербента.
[27] В кн. Пророка Даниила (гл. 3) говорится о том, что вавилонский царь Навуходоносор сделал золотой истукан и повелел всем поклоняться ему. Нарушители подлежали сожжению в печи. Трое иудеев, Цедрах, Мисах и Авенаго, отказались отречься от своего Бога и не подчинились царскому распоряжению. Навуходоносор приказал разжечь печь в семь раз ярче обычного и бросить в нее всех троих. Но огонь опалил халдеев, выполнявших приказ, и они погибли, иудеи же благодаря божественному вмешательству остались целы и невредимы.
[28] Т.е. с 442 по 449 г.
[29] Говоря о зороастрийской религии, Елишэ особенно акцентирует внимание на обрядах, связанных с поклонением огню. Культ храмовых огней был распространен во всем иранском мире, при Сасанидах он приобрел особое значение. Отказ христиан от поклонения огню воспринимался как дерзкий вызов официальной религии Ирана.
[30] Т.е. в царском стане.
[31] Т.е. в 450 г.
[32] Речь идет о стране кушанов.
[33] Зрадашт — принятая в армянском языке форма имени родоначальника зороастрийской религии.
[34] Гостей усаживали, соблюдая местнический порядок, с учетом ранга нахарарской фамилии (этот ранг был зафиксирован в особой местнической грамоте, гахнамаке). В начале XX в. пережиток этого ритуала наблюдал И.А. Орбели на территории исторической Армении, в области Мокс, но в курдской среде.
[35] Унизительное наказание, при котором человек вынужден был оставаться в загаженных шароварах.
[36] Воспитание ребенка из знатной фамилии, также и царской, в другой знатной семье было распространено и в Армении, и в Иране.
[37] Еран и Ан-Еран — по-персидски означает Иран и не-Иран, т.е. мир ариев и не-ариев.
[38] Вера маздейская — религия поклоняющихся Мазде или Ормузду (Ахурамазде). Таково официальное наименование зороастризма в сасанидское время, когда последний был возведен в ранг государственной религии, а жречество приобрело огромный авторитет не только в духовной жизни, но и в политике.
[39] Дэвы — демоны, носители зла, бесы.
[40] В послании Михрнерсеха изложены основы зерванизма, особого течения в зороастризме. Здесь названы Зерван (Зруан, Заурван), который олицетворял время и судьбу, рожденные им Ормизд (Ахурамазда, Ормозд) и Ахриман (Хараман, Архмн, Ангра-Манью). Первый из них считался творцом неба и земли и представлял доброе начало, второй — злое. Непрерывная борьба этих двух начал составляет идейную основу иранской религии. Зерванизм нашел отражение в сочинениях ряда христианских писателей, среди них и армянского автора первой половины V в. Езника Колбаци. Изложения Езника и Елишэ близки друг к Другу. Полагают, что Елишэ следовал Езнику, либо их труды восходят в соответствующих частях к общему источнику. Изложение Елишэ в целом достоверно передает основы зерванизма.
[41] Бантурак — испорченное Панфер, римский воин, который и был, как утверждали противники христианства, отцом Иисуса.
[42] При том, что Михрнерсех имеет в виду «предводителей», в христианской среде этот термин подразумевал и Иисуса, и христиан вообще.
[43] Армения при Аршакидах делилась на пятнадцать ашхархов или нахангов. Айрарат — центральный наханг Армении, здесь же находилась и столица, Арташат.
[44] Поименованные в списке территориальные единицы локализуются целиком в пределах персидской части Армении. Восстание 450-451 гг. захватило лишь эту часть страны.
[45] Намек на Ормизда I (273) или Ормизда II (303-310).
[46] Михр — бог солнца и огня.
[47] Лук 12,47-48.
[48] Как было сказано во Введении, даже утратив государственную независимость и оказавшись под властью Сасанидов, Армения сохранила ряд институтов самоуправления. Не случайно среди вызванных был Васак Сюни — марзпан страны, Вардан Мамиконеан — спарапет, Гадешой Хорхоруни — малхаз, Вахан Аматуни — до 449 г. он был хазарапетом. Эти лица у себя дома пользовались большим влиянием, и властитель Ирана стремился прежде всего их подчинить своей воле. Приводится не полный список вызванных к царю, а лишь наиболее знатных. Из исторического труда Лазара Парпеци известно, что среди вызванных был и Ашушай, который, как имарзпан, представлял в Иверии власть шаханшаха.
[49] В 450 г. она приходилась на 16 апреля.
[50] Нахарары напоминают о делении Великой Армении между Византийской империей и Ираном (387 г.). Это произошло при царе Ирана Шапухе Ш (383-388).
[51] Сагастан — область в Иране, ныне Сеистан.
[52] Хужастан — ныне Хузистан.
[53] Мартирий — часовня, посвященная мученику, обычно с его мощами.
[54] См. Быт 22, 29.
[55] В отличие от Цавдэка, упомянутого в разделе первом, названный здесь Цавдэк находился на юге Армении; там же следует искать и Дасн.
[56] Эти слова обращены, разумеется, к Давиту Мамиконеану, которому Елишэ посвятил свой труд.
[57] Имеется в виду отступничество армянских нахараров в Ктесифоне, о чем речь шла выше.
[58] Мф 10, 33 Лк 12, 9..
[59] См. Исх 8,10 и 20, 5 Втор 5,9 Ис 44, 6 Мк 12, 32.
[60] В 450 г. четвертый месяц армянского подвижного календаря — Трэ, приходился на 4 ноября — 3 декабря. Но, вероятно, речь идет не о календарном месяце, а о четвертом месяце отсутствия из Армении.
[61] Англ находился к северу от оз. Ван.
[62] Имеется в виду, по-видимому, Шапур II (310-379), при котором христиане в Иране подверглись жестоким преследованиям.
[63] Далее речь обращена к Васаку Сюни, бывшему марзпаном Армении.
[64] С этого пассажа Елишэ начинает создавать образ Васака-предателя. Далее марзпан неизменно будет выступать как резко отрицательный персонаж.
[65] Страна Сюнийская, Сюник — один из нахангов Армении, к северо-востоку от оз. Севан.
[66] Спарапетом был Вардан Мамиконеан.
[67] Этот список свидетельствует о том, что восстанием была охвачена значительная часть Армении, находившейся под верховным владычеством Сасанидов.
[68] Атрпатакан находился к востоку от оз. Урмии, на территории Иранского Азербайджана.
[69] «Врамов огонь» почитался как «царь огней».
[70] Сеир, Гадес — горные районы в южной части Палестины.
[71] Армянский царь Трдат III (298-330), при котором христианство было признано в качестве государственной религии.
[72] В Чоре была резиденция марзпана Алвании Себухта, который будет упомянут чуть ниже.
[73] Хер-и-Зареванд находились к северу от оз. Урмия.
[74] Лопнас, по-видимому, р. Акстафа.
[75] Баласакан входил в состав Алвании.
[76] Имеется в виду, вероятно, столица Алвании Партав.
[77] Капкох — Кавказский хребет.
[78] Хонские врата — другое название Чора.
[79] Именно героическая смерть и дает основание считать его «блаженным», лицом, погибшим за веру.
[80] Миджнашхарх — «Срединная страна», центральная часть Армении.
[81] Вардан Мамиконеан.
[82] Калоц, пятый месяц армянского календаря, в данном случае 5 декабря 450 г. — 4 января 451 г.
[83] Праздник Богоявления, 6 января.
[84] Как уже было сказано, место, которое нахарар занимал на торжественных приемах, определялось его официально признанным местом в табели о рангах, гахнамаке.
[85] Михрнерсех был назван уже в начале «Слова» (гл. I). Этому вельможе была поручена главная роль в попытке обращения армян в персидскую веру.
[86] Нижняя Армения — юго-западная часть страны, которая после раздела 387 г. находилась в составе Византийской империи.
[87] Т. е. Константинополь.
[88] Тморик объединял три кантона Корчайка: Верхний, Средний и Нижний Кордрик, — и находился западнее Кордука. (см. Прим 15 к Разделу первому) Кордик является просторечной формой Кордрик (если только здесь нет смешения Кордик и Кордук).
[89] Арцах — десятый наханг, занимал территорию нынешнего Нагорного Карабаха.
[90] Халтик или Чанив располагался на южном берегу Черного моря, впоследствии Лазистан.
[91] Поименованные здесь народности проживали на северных и южных склонах Кавказского хребта. Они участвовали в охране крепости Чор, которую Елишэ называет неоднократно.
[92] Имеется в виду конечно, Михрнерсех.
[93] В уделе Васака, Сюнике.
[94] Михрнерсех вернулся в Иран и доложил о положении дел Йазкерту II. Это было уже весной 451 г.