Епископ Мкртич Нагаш

Епископ Мкртич Нагаш

Мкртич Нагаш (арм. Մկրտիչ Նաղաշ; род. около 1394 г., с. Пор, близ Битлиса — умер около 1470 г.) — армянский поэт, художник, церковный деятель. Еще при жизни биографию Нагаша написал вардапет Аствацатур. Родился в семье священника по имени Аракел. Образование получил в монастырях св. Анании и св. Геворга в родном Битлисе. В 1420 годах вместе с сыном Месропом переехал в город Амид. В 1430 году католикосом Костандином VI Вахкаци был рукоположен в епископы, а в следующем 1431 году был рукоположен епископом Амида и духовным предводителем армян Месопотамии. Занимался восстановлением и строительством церквей. Но вскоре из-за начавшихся репрессий со стороны новых власитетелей и мусульманских религиозных фанатиков, сначала переехал в Константинополь, затем в Феодосию. После смены мусульманского правительства в Амиде вернулся обратно, где восстановил полуразрушенную армянскую церковь (причиной конфликта стало высокий купол армянской церкви превышающий минарет мусульманской мечети).


СТРАННИК

Перевод Н. Гребнева

«Я умоляю: слово «странник»
Ты всякий раз не повторяй.
В чужом краю скорбит изгнанник,
Хоть этот край кому-то — рай.
Несчастный странник — словно птица,

Которой к стае не прибиться,
Пока она не возвратится
В свой отчий, в свой любимый край».

— «Не убивайся, бедный странник,
Минуют тяжкие года:
Не навсегда твое изгнанье,
Не навсегда твоя беда.
Молись, Господь тебе поможет,
На родину вернет, быть может,
Чтоб ты забыл по воле божьей
Чужие эти города».

— «Я всех молю о состраданьи,
Шепчу: «О Боже, пощади!»
Чернее самого изгнанья
Лишь сердце у меня в груди.
И от былых воспоминаний
Лишь множатся мои страданья,
И стеснено мое дыханье,
И нет просвета впереди!»

— «Не причитай, не плачь, изгнанник,
Не победишь слезами зло.
На свете ни одно страданье
От причитаний не прошло.
От громогласного стенанья
Не исполняются желанья, И никого еще рыданье
В родимый край не привело!»

— «Изгнаннику повсюду горе,
С бедой смирился он давно.
Он никогда ни с кем не спорит,
Ему надежды не дано.
В толпе чужих он горе прячет,
Для них он ничего не значит.
Кровавыми слезами плачет,
Всё перед ним черным-черно!»

— «Увы, родимого предела
Для смертных нету под луной,

Мы странники на свете белом,
Не на земле наш дом родной.
Но так живи в своем изгнаньи,
Чтобы за все твои деянья
Ты новых не обрел страданий
В отчизне нашей неземной».


 

СУЕТА МИРА

Перевод В. Брюсова

О братья, в мире все дела — сон и обман!
Где господа, князья, цари, султан и хан?
Строй крепость, город иль дворец, иль бранный стан —
Всё ж будет под землей приют — навеки дан.

Разумен будь, Нагаш, презри грехов дурман,
Не верь, что сбережешь добро: оно — туман,
Стрелами полный, смерть для всех — несет колчан,
Всем будет под землей приют — навеки дан.

Мир — вероломен, он добра — нам не сулит,
Веселье длится день, потом — вновь скорбь и стыд.
Не верь же миру, он всегда — обман таит,
Он обещает, но дает — лишь желчь обид.

Тех, обещая им покой, — всю жизнь томит;
Тех, обещав богатство им, — нуждой язвит,
И счастье предлагает всем, — ах, лишь на вид!
Уводит в море нас, где бездн — злой зев раскрыт.

Проходят дни: вдруг смертный день — наводит страх.
И света солнца ты лишен — несчастен, наг.
Ах, отроки! ваш будет лик — истлевший прах,
Пройдете вы, как летний сон, — в ночных мечтах.

Знай, раб! что и твоя любовь — лишь тень во днях,
Не возлюбляй же ты мирских — минутных благ.
Не собирай земных богатств — с огнем в очах:
Одет и сыт? Доволен будь! — иное — прах!

Трудись и доброе твори, — бедняк Нагаш!
Свои заветы чти: другим — пример ты дашь!
Поток греха тебя, пловца, — унес куда ж?
И, благ ища, стал — не добра, но зла ты — страж!


 

О ЖАДНОСТИ

Перевод П. Панченко

От века и до наших дней любому злу в судьбе земной
Тупая жадность — лишь она — была единственной виной.

«У жадного и Бога нет, — апостол говорит святой. —
Того он бога признает, под чьей находится пятой».

Он — хищный волк. Его закон: людскую кровь пускать рекой.
Он пьет, но кровью никогда не насыщается людской.

Хоть и богат и властен он, но по природе он такой:
Всех обездолить норовит, всё захватить своей рукой.

Всё, всё — и войны, и тоска, и зависть, и ночной разбой,
Проделки шайки воровской — всё из-за жадности людской.

Клятвопреступники, лжецы, кричащие наперебой,
От веры отошли святой — всё из-за жадности людской.

Один болтается в петле, другой сидит в тюрьме сырой,
А те пропали с головой — всё из-за жадности людской.

Цари садятся на коней, цари воюют меж собой,
Гоня покорных на убой, — всё из-за жадности людской.
Чтоб увести народы в плен, проходят вихрем над страной,
Равняют города с землей, — всё из-за жадности людской.

Один поднялся на отца, братоубийцей стал другой,
У них святое под ногой — всё из-за жадности людской.

В католикосы лезет всяк, кто в беззаконии — герой,
Пролез в епископы иной — всё из-за жадности людской.

С епископом развратник пьет — и властью наделен мирской
За мзду монетой золотой — всё из-за жадности людской.

Архимандритов новых рой во всем плетется за толпой,
В прилавок превратив налой, — всё из-за жадности людской.

Монахи, бросив монастырь, по селам шляются толпой:
Забудь молитвы! Песни пой! — всё из-за жадности людской.

И иереи — за дубье! Тот — с окровавленной щекой,
А тот — с припухнувшей губой — всё из-за жадности людской.

Нагаш, ты — пленник суеты, следи всечасно за собой;
Немало всяческих грехов и ты имеешь, как любой.


 

ПЛАЧ ОБ УМЕРШИХ

Опубликовано благодаря Диане Гукасян

Счел Господь нас достойными кары,
Тяжки Божьей десницы удары.
Смерть забыла – кто юный, кто старый,
Полыхают повсюду пожары.

Ах, как жаль, что пришло это горе, —
Разлученным не свидеться вскоре.
Гибнут юноши, тонут, как в море,
Стынут слезы у женщин во взоре.

Ангел смерти мечом своим длинным
Сносит головы жертвам невинным,
А они, как цветы по долинам…
Стонет мать над загубленным сыном.

Кто пишет несчастия эти?
Худших зол не бывало на свете,
На порогах родительских дети
За ничто погибают в расцвете.

Войте, жалуйтесь: днесь и вовеки
Надо зло умертвить в человеке,
Плачут горы, деревья и реки,
Мудрецы на земле, что калеки.

Пали воины – цвет молодежи,
Те, кого обожали до дрожи,
Те, чьи брови на арки похожи,
Огнеглазые в куртках из кожи.

И диаконы, что ежечасно
Пели Богу хвалу сладкогласно,
Смерть вкусили. Роптанье напрасно,
Лишь в могиле лежать безопасно.

Страшный суд совершается ныне,
Но заступника нет и в помине…
Черный ангел уносится в дыме
С новобрачными, а не седыми.

Некий юноша, шедший на муку,
Плакал, с жизнью предвидя разлуку,
Был бы рад он хоть слову, хоть звуку,
Но никто не подал ему руку.

И сказал он: «Тоска меня гложет,
Смерть состарить до сорока не может,
Я – зеленая ветка, — быть может,
Кто-нибудь уцелеть мне поможет.

Мне не в пору могила-темница,
Сто забот в моем сердце теснится,
Сто желаний запретных толпится,
Лучше б дома мне в щелку забиться!»

И к отцу он воззвал: «Ради Бога,
Помоги мне прожить хоть немного,
Мне неведома жизни дорога,
Злая смерть сторожит у порога!»

Горько молвил отец: «Вот беда-то, —
Ни скотины на выкуп, ни злата;
Мог себя запродать я когда-то,
Но за старца дадут небогато».

И подобно другим обреченным,
Сын свалился на землю со стоном:
Вспомнил детство, свечу пред амвоном,
Вспомнил солнце, что было зеленым…

И глаза его скорбь угасила,
И исчезла из рук его сила,
И лицо, словно маска застыло,
Неизбежною стала могила.

Тут и молвил он: «Отче и братья,
Лишь молитвы могу с собой взять я,
Умоляйте же все без изъятья.
Чтоб Господь растворил мне объятья».

А потом, отдышавшись немного,
Стал просить он служителей Бога;
«Помолитесь и вы, чтоб дорога
Довела до Господня порога!»

Я епископ Нагаш, раб Единой,
Видел сам все страданья Мердина,
Слышал сам его жителей стоны,
Шел сквозь город в печаль погруженный.

По большому армянскому счету,
Год стоит у нас девятисотый.
Приказал я молиться причету,
Позабыл про иные заботы.

Пожалей наших мертвых, Мария,
Шлю мольбы от зари до зари я,
Рай открой им, спаси их от змия,
Лишь молиться мы можем, Мария!