ПЯТАЯ КНИГА БУЗАНДА

ПЯТАЯ КНИГА БУЗАНДА

К ОГЛАВЛЕНИЮ

ФАВСТОС БУЗАНД

ИСТОРИЯ АРМЕНИИ

ПЯТАЯ КНИГА БУЗАНДА

 

ОГЛАВЛЕНИЕ ПЯТОЙ КНИГИ

О чем я буду говорить; главы исторических повестей

I. О воцарении Папа, находившегося в греческой стране, приезде в Армению и вступлении в управление страной, и о том, как ему удавалось все, что он предпринимал.
II. Об армянском полководце Мушеге, о том, как он напал на лагерь персидского царя Шапуха и учинил страшный разгром, так. что Шапух один верхом на коне спасся бегством.
III. Об Айре Мардпете, о том, как царь Пап приказал убить его.
IV. О второй войне, имевшей место в гаваре Багреванд, возле авана Багаван, между армянским царем Папом и персидскими войсками.
V. О другой войне между армянами и персами в Гандзаке Атрпатаканском; об уведомлении Урнайра и об одержании победы и на этот раз армянами.
VI. О Глаке Мардпете, который был назначен начальником пограничной области, о том, как он стал сообщником персидского царя и обещал предать в его руки армянского царя, а об убийстве Глака по приказу царя Папа.
VII. О смерти царя Аршака, о том, как он пал от своей руки в стране Хужастан, в крепости Ануш, и Драстамат был причиной его смерти.
VIII. О том, как прекратилась война со стороны персов, после чего спарапет Мушег стал воевать с теми, кто восстал против армянского царя, и рядом жестоких сражений отвоевал много земель. Раньше всего о владениях армянского царя в Атрпатакане.
IX. О Ноширакане.
X. О Кордуке, Кордике и Тморике.
XI. О марах. XII. Об Арцахе.
XIII. Об Албании. [140]
XIV. О каспах.
XV. Об иверах.
XVI. О гаваре Алдзник.
XVII. О Мец-Цопке.
XVIII. Об Ангех-туне.
XIX. О гаваре Андзит.
XX. Об армянском спарапете ушеге.
XXI. Об армянском патриархе Нерсесе, о том, какой он был человек и какие чудеса он творил.
XXII. О царе Папе, о том, как он был одержим бесами и какой он был нечестивый человек.
ХХIII. О том, как святой Нерсес выговаривал царю Папу, с которым враждовал из-за его грехов.
XXIV. О смерти великого патриарха Нерсеса от царя Папа, о том, как и почему он был убит им.
XXV. О видении, явившемся святым Шалите и Епифану, когда они пребывали на горе.
XXVI. О святом Шалите.
XXVII. О святом Епифане.
XXVIII. О величайших знамениях и чудесах, явленных Богом в Мамбре после ухода оттуда Епифана.
XXIX. Об Иусике, который происходил из рода епископа Албиана и которого царь Пап назначил на место Нерсеса по своей воле, без великого архиепископа Кесарийского, вследствие чего после этого прекратилась власть армянских католикосов рукополагать епископов.
XXX. О том, как оплакивали патриарха Нерсеса и тосковали по нем.
XXXI. О том, как после смерти патриарха Нерсеса царь Пап, движимый завистью, упразднил все те порядки, которые установил при жизни Нерсес.
ХХХII. О царе Папе, о том, как он отвернулся от греческого царя и как был убит греческими военачальниками.
ХХХIII. О том, какой совет держали потом армянские князья и как они стерпели.
XXXIV. О воцарении после Папа царя Вараздата над армянской страной.
XXXV. О том, как армянский царь Вараздат, вняв словам злоумышленных и безрассудных людей, убил армянского полководца Мушега.
XXXVI. О нелепых представлениях у семьи Мушега и у других людей.
XXXVII. О возвращении Манвела из персидского плена, мщении за Мушега и изгнании царя Вараздата из Армении.
XXXVIII. О том, как армянский спарапет Манвел вместе со всей страной протянул руку персидскому царю и вначале привел [141] марзпаном и правителем армянской страны Сурена, назначенного персидским царем, и получил величайшие награды от Шапуха, и о том, как вследствие ухищрений Меружана Арцруни возникло восстание и произошли войны.
XXXIX. О Гуманде Шапухе, который был послан персидским царем воевать с армянами и вместе со своим войском был уничтожен Манвелом.
XL. О Варазе, о том, как он был послан персидским царем и как был уничтожен Манвелом, подобно первому.
XLI. О Мркане, которого персидский царь опять послал с большим войском на армянскую страну и на Манвела, и был уничтожен Манвелом, подобно предыдущим.
XLII. О мире, продолжавшемся семь лет.
XLIII. О Меружане Арцруни, который с персидскими войсками пошел на Манвела и был убит им.
XLIV. О том, как спарапет Манвел поставил на царство юношу Аршака и потом сам умер.


ПОВЕСТИ БУЗАНДА

ПЯТАЯ КНИГА

Главы истории армянской страны — дома сынов Торгома

Глава I
О воцарении Папа, находившегося в греческой стране, и приезде в Армению, и вступлении в управление своей страной, и о том, как ему удавалось все, что он предпринимал.

После всего этого Мушег, сын Васака, собрал всех людей из азатов, сколько их осталось, и вместе с ними отправился к греческому царю. И представил он мольбу армянской страны, рассказал о всех страданиях, которые претерпели они, и попросил императора поставить царем над армянской страной Папа, сына Аршака. Великий царь греческий поставил Папа, сына Аршака, царем над армянской страной, как он и просил его, и большую оказал помощь греческий царь, послав вместе с царем Папом в армянскую страну стрателата по имени Терентия и комита Адэ с шестью миллионами войска.
Они прибыли в армянскую страну; и Мушег сделался армянским лолководцем-спарапетом вместо отца своего Васака. И все те люди в армянской стране, которые разбежались и скрывались, возвратились и собрались в одном месте. И царь, и все люди страны, и владетели больших и малых гаваров стали искать великого патриарха Нерсеса. Они, собравшись, искали великого католикоса Нерсеса, потому что знали, что он может молиться и просить Бога о ниспослании благоденствия армянской стране и спасении от врагов, ибо, что бы он ни просил у Бога, Бог ему давал. Кроме того, он по своей [144] мудрости мог бы давать им полезные советы. Поэтому они считали важным для себя разыскать того человека, который бы мог дать им полезные и мудрые наставления, и, глядя по обстоятельствам, своевременно давать полезные советы, дабы они могли итти по предстоящему им пути.
Тогда сам царь Пап поехал и разыскал патриарха Нерсеса (и) стал вместе со всею армянскою знатью умолять его, чтоб он, как отец всех армян, руководил ими, полезными наставлениями и молился за них Богу. С большим трудом удалось им наконец уговорить его поехать с ними в царский стан, потому что со времени смерти Гнела до этого времени царствования Папа он не приезжал в царский стан. Теперь же им с большими мольбами удалось повезти его с собою в царский стан. И он был блюстителем и наставником их, распорядителем и руководителем и всегда за них молился Богу, мудро руководил ими и всегда принимал участие в их заботах, утолял их печаль своими молитвами и со всеми во всем поступал как отец.
После того спарапет Мушег привел в порядок и организовал все отряды армянских войск и сделал смотр всем войскам, собравшимся под его начальством, числом в десять тысяч бойцов. И организованные, вооруженные и готовые к войне отряды он вывел на парад с развевающимися знаменами и значками и показал в торжественной обстановке своему царю Папу, великому первосвященнику Нерсесу и греческим военачальникам Терентию и Адэ. И армянский царь Пап выразил большую благодарность полководцу Мушегу и пожаловал ему величайшие награды. Так же благодарили его военачальники ромеев. Патриарх Нерсес тоже благословил полководца Мушега и сказал: “Да благословит тебя Господь Христос, да ниспошлет тебе успех и дарует тебе победу во все дни твоей жизни; через тебя, через твой род да спасет он армянскую страну навеки”.
И армянский полководец Мушег организовал и приготовил отряд и с этим армянским отрядом пошел в качестве авангарда впереди царя Папа и греческого императорского войска. И достигнув во главе авангарда Миджнашхара Армении, Мушег в гаваре Даранали произвел смелое нападение (на врага) и убил персидских военачальников Зика и Карена, все войска [145] их предал мечу, никого не оставил в живых. И заняв всю страну до самой границы, до города Гандзака в Атрпатакане, держал ее в руках.
И армянский царь Пап вступил в армянскую страну и стал царствовать там. Он взял все те сильные крепости, которые были захвачены персами, овладел также крепостью Даронк в стране Ког, где хранились сокровища Аршакидов в очень большом количестве; ибо комендантами были там преданные люди. И хотя с тех пор, как армянского царя Аршака увели в Персию, персы все время нападали на эту крепость, но не смогли ее взять, до того времени, когда царь Пап прибыл в армянскую страну, и эти сокровища целиком достались царю Папу. А греческие войска были размещены в Еранде и Бахишне и распределены по всем гаварам армянской страны. Но только злодей Меружан бежал один верхом на коне.
И армянский полководец Мушег объехал страну, разрушил маздеистические капища, а маздеистов, сколько их попадалось, спарапет Мушег приказывал ловить и сжигать на огне. И многих комендантов крепостей казнили лютой смертью, и многих именитых азатов, пользовавшихся почетом у персидского царя, задержал Мушег и велел содрать с них кожу, набить сеном и выставить на стенах. Так он поступал во многих местах в отместку за своего отца Васака.
И стали вновь обстраивать все те места, которые были разрушены врагами, восстанавливать церкви, и царство постепенно стало обновляться, и дела постепенно стали поправляться и сопровождаться успехом. А мудрый патриарх святой Нерсес руководил, просвещал, наставлял и упорядочивал: строил убежища для бедных, по прежней своей привычке, внедрял в управление страной наилучшие порядки, какие он видел при прежних царях. В особенности же он упорядочил богослужение для епископов, иереев и диаконов и обучал их; восстановил полностью здания церквей и часовен и благоустроил их.
А армянский спарапет Мушег по приказу своего царя Папа организовал свое войско, выступил к рубежам страны и оставался там, чтобы бдительно охранять границы и защищать страну. [145]

Глава II
Об армянском полководце Мушеге, о том, как он напал на персидского царя Шапуха и учинил страшный разгром, так что Шапух один верхом на коне спасся бегством.

Мушег, сын Васака, стрателат Великой Армении, отобрал сорок тысяч отборных и верных мужей из азатов и соплеменников, воодушевленных одним желанием и одной волей, приготовил для них лошадей, оружие и провиант и, взяв их с собой, пошел и засел на границе Атрпатакана, чтобы защищать армянскую страну. В то же время и персидский царь Шапух организовал и снарядил войско, и со всеми своими силами двинулся и прибыл в страну Атрпатакан, и предводителем одного отряда его войска был Меружан, а основное войско царя осталось в Тавреше.
И армянский полководец и спарапет Мушег со своими сорока тысячами напали на лагерь (врагов) и разгромил их. Персидский царь Шапух спасся бегством один верхом на коне; а все остальное множество ею войска Мушег во главе с армянским войском предал мечу. Многих убили, многих персидских вельмож пленили, и взяли в добычу сокровища персидского царя, захватили также царицу цариц вместе с другими женами. Спарапет Мушег захватил также весь царский шатер; а всех вельмож, числом до шестисот человек, армянский полководец Мушег приказал зарезать, содрать с них кожу и набить сеном и послал армянскому царю Папу. Так он поступил, чтобы отомстить за отца своего Васака.
Но оскорблять жен персидского царя Шапуха полководец армянский Мушег никому не позволил, а приказал приготовить для них паланкины и всех их отпустил на свободу к их мужу, царю Шапуху. Из персов тоже отпустил людей вместе с ними, чтобы они целыми и невредимыми отправились к персидскому царю Шапуху. Персидский царь удивился добродетели, храбрости и благородству Мушега, не нанесшего ему никакого оскорбления в отношении жен. В те времена у Мушега был белый конь, и персидский царь Шапух, когда при угощении в час веселья своего войска брал (чашу) вина в руки, говорил: “Белоконный пусть пьет вино”. И на одной чаше он велел [147] нарисовать изображение Мушега верхом на белом коне, и во время веселья эту чашу ставил перед собою и постоянно повторял одно и то же: “Белоконный пусть пьет вино”.
А Мушег и все армянское войско взяли несметную добычу из персидского лагеря и непомерно разбогатели сокровищами и имуществом. Из добычи они выделили большую долю для царя Папа, также и для тех армянских войск, которые остались с царем Папом. Из добычи выделили также долю для греческих полководцев, которые были при армянском царе. Выделили также долю из взятой большой добычи и всем войскам.
Но когда армянские войска вернулись в свою страну, то многие из армянских войск обвиняли перед царем Папом спарапета Мушега, почему, мол, он отпустил на свободу жен персидского царя, нашего врага. По этой причине армянский царь Пап довольно враждебно относился к Мушегу долгое время.

Глава III
Об Айре Мардпете, о том, как царь Пап приказал убить его.

Царю Папу рассказали о тех оскорблениях, которые Айр Мардпет нанес матери царя Папа, царице Парандзем, о надругательствах, которые он учинил ей, когда она была в осажденной крепости, ибо тогда он тайком пробрался в крепость, надругался над царицей, как над непотребной женщиной, и, выйдя, бежал. Все это рассказали царю. И вот, когда Айр Мардпет разъезжал по своим владениям в гаваре Тарон, и Мушег, армянский спарапет был в том же гаваре, в своем замке Вогакан[i], на реке Евфрат, то от армянского царя Папа приехал гонец к армянскому полководцу Мушегу и привез ему указ. В указе было приказано Мушегу лютой смертью казнить Айра Мардпета. Получив этот приказ, (Мушег) коварно послал человека к Айру Мардпету и пригласил его к себе в гости в замок Вогакан. Стояли холодные зимние дни, и река Евфрат замерзла. И приглашенный к нему для великих почестей Айр Мардпет прибыл в крепость Вогакан. Полководец Мушег приказал воинам схватить его, раздеть донага, как мать родила, [148] связать ему ноги пониже колен, спустить на реку и посадить на речной лед. Там он и издох. На следующий день пошли и увидели, что головной мозг его от холода вытек из носу. Вместо него на должность Айра Мардпета (был назначен) некто, по имени Глак, который раз уже при царе Аршаке или при отце его Тиране исполнял ту же должность Мардпета.

Глава IV
О второй войне, имевшей место в гаваре Багреванд возле авана Багаван, между армянским царем Папом и персидскими войсками.

После этого персидский царь снова собрал всю свою силу и могущество и со всеми войсками двинулся и пришел в страну Атрпатакан. Сам с небольшим количеством войск остался там, а все множество войск послал на войну против царя Папа. Персидское войско совершило набег на Армению и дошло до Миджнашхара Армении. Тогда армянский царь Пап приказал сосредоточить войска в Багаване. Греческое войско, которое находилось в Еранде и Бахишне, тоже пришло и сосредоточилось около царя Папа, и они вырыли ров вокруг своего лагеря около горы Нпат, недалеко от реки Евфрат, организовались и подготовились к сражению.
Тогда армянский спарапет Мушег собрал все армянские войска числом более девяноста тысяч, организовал и привел в готовность. Когда же персидский царь Шапух распределял свои войска (чтобы послать их) против армянской страны и против греческих войск, то там у персидского царя находился албанский царь Урнайр. И вот Урнайр выступил перед персидским царем Шапухом и просил себе награды, говоря: “Храбрейший из мужей, окажи милость и прикажи мне в виде награды самому со своим отрядом выступить против армянского войска царя Папа, ибо арийским войскам подобает выступить против греческих войск, а я со своим отрядом выступлю против армянских князей”. Царь Шапух одобрил это, поблагодарил его и дал приказ. Но Меружан Арцруни в ответ сказал Урнайру: “Ты хочешь взять в охапку колючки, будет весьма удивительно, если сумеешь собрать”. И Меружан через одного [149] человека тайком послал весть армянскому полководцу Мушегу: “Знай и готовься, Мушег, ибо албанский царь Урнайр с большой похвальбой просил предоставить тебя ему в награду, так что ты знай, что тебе делать”.
Но когда персидские войска пошли походом на армян, то с ними был также и албанский царь Урнайр со своим отрядом. Албанский царь вступил в разговор с теми, кто находился при нем, и сказал: “Ныне же я вас предупреждаю, чтобы вы помнили, что когда мы заберем в плен греческие войска, то многих из них надо оставить в живых, мы их свяжем и отведем в Албанию и заставим их работать как гончаров, каменотесов и кладчиков для наших городов, дворцов и других нужд”.
Когда оба войска — персидское и греческое — приблизились друг к другу и готовились уже вступить в бой, то армянский царь Пап сам тоже вооружился и приготовился принять участие в бою. Но греческий полководец Терентий не позволил ему вступать в бой. Он сказал: “Греческий царь нас послал ради тебя, дескать, поезжайте, охраняйте его. И вот, если с тобою что случится, то мы с каким лицом предстанем перед нашим царем и какой ему дадим ответ; если мы здесь останемся в живых без тебя и прибудем к нашему царю, то мы головой будем отвечать перед нашим царем. Ты, царь, делай то, что мы говорим тебе, возьми патриарха Нерсеса, поднимись на гору Нпат, сядь в неприступном безопасном месте, и пусть святой патриарх Нерсес помолится и попросит Бога ниспослать нам победу. Оттуда ты будешь смотреть сверху и увидишь наши старания и подвиги во время сражения, храбрость и трусость каждого, которые проявятся перед тобой”.
Царь Пап согласился с этим предложением, взял с собою великого патриарха Нерсеса, поднялся и сел на горе Нпат. Греческие же и армянские войска опустились на место боя. Затем пришел также армянский полководец-спарапет Мушег, принес к патриарху Нерсесу свои знаки и оружие для благословения, перед тем, как итти в бой. В это время царь Пап вспомнил старые разговоры и сказал: “Я вспомнил, что Мушег — друг персидскому царю Шапуху. Разве это не тот Мушег, который отпустил жен персидского царя Шапуха в [150] паланкинах и с отрядом стражи. И то я слышал, что он ведет переговоры с персами. Пусть он не вступает в бой”.
Тогда армянский полководец Мушег обратился к великому первосвященнику Нерсесу, прося его заступничества перед царем Папом. А царь Пап сказал патриарху Нерсесу: “Ты не заступайся, потому что как только он спустится, то присоединится к персидским войскам”. Но (Нерсес) еще больше стал просить за него. И так как в то время царь ни в чем ему не отказывал, то сказал Нерсесу: “Пусть будет по-твоему, но раньше ты потребуй, чтобы он поклялся на деснице твоей в том, что не изменит нам и потом отпусти его в бой”. Тогда призвали Мушега к царю. Он пришел, в ноги поклонился царю, потом, взяв десницу патриарха Нерсеса, поклялся. Также он взял руку царя Папа и поклялся, сказав: “Я буду жить и умру для тебя, как мои предки для твоих предков, как мой отец для твоего отца Аршака. Я так же (умру) для тебя, только ты не слушай людей злословящих”.
Затем армянский патриарх Нерсес благословил его великим благословением, а армянский царь Пап приказал подать своего коня я свое копье храброму полководцу Мушегу. Но тот не взял. “Я, царь, — сказал он, — буду действовать тем, что у меня есть, а потом, что бы ты мне ни дал, я к твоим услугам. Он принес свой знак и оружие к Нерсесу, чтобы он благословил. Потом он сел верхом на коня вместе со своим отрядом и, построив к бою армянское войско справа от греческого войска, двинулся вперед на правом фланге.
А царь Пап и патриарх Нерсес остались на горе Нпат; и святой Нерсес, воздев распростертые руки к небу, просил Господа пощадить верующих и святые церкви свои, приобретенные его благородной кровью, не предавать своего народа в руки безбожных язычников, дабы никогда язычники не могли сказать: а где Бог их?
И пока он возносил молитвы к Богу, армянское войско всем фронтом, как огонь, ринулось на персидское войско, а отряд Мушега, опередив все остальные отряды, стремительно бросился вперед, так что скрылся с глаз царя, и знаки Мушега более не видны были царю. Когда знаки более не были видны, Пап начал кричать и сказал Нерсесу: “Ты погубил и сжег меня; говорил же я тебе, не посылай этого человека в бой; вот он[151] перекинулся к персидским войскам и много вреда нам он причинит”. Патриарх Нерсес сказал: “Не думай таких вещей, царь; он не изменит нам; ты сам увидишь тот подвиг, который совершит твой слуга на твоих глазах”.
А царь Пап неотступно просил патриарха Нерсеса, говоря: “Молись все время, умоляй Бога, пока еще идет бой”. Когда он уж очень пристал, то патриарх Нерсес сказал царю Папу: “Если ты обратишь свое сердце к Господу, то он сжалится над тобою и над страною; если очистишь себя от скверных дел, он примет тебя и не выпустит из своих рук, не предаст тебя в руки твоих врагов. А я кто такой, что умоляешь меня, будто я, бедный человек, могу молить Бога, чтобы он вопреки своей воле не делал того, что желал, и тем изменить его решение. Ибо это он создал все из ничего, он держит в руках своих всю вселенную с ее обитателями, подобными саранче, он измерил небеса пядью и поместил в меру прах земли я взвесил на весах горы и на часах весовых холмы. Кто уразумел дух Господа я был советником у него и вместе с отцом вершает все суды? И теперь еще восток и запад,, север и юг положил он на весы, и еще держит высоко весы, и, глядя по тому, на какую сторону склонится чаша весов от тяжести каждого греха, сообразно тому и будет судить свои создания. Ибо он знает меру деяний своих созданий и всем воздает соответственно их делам, ибо теперь время бранить, порицать и судить; ибо теперь не люди выступили друг против друга сражаться и воевать, а судья судей восстал, чтобы судить мир. Следовательно, этот час — время суда. Кто осмелится в этот час открыть уста перед ним, или кто может знать намерение Господа, да еще поучать его, ибо все от него (исходит) и через него (делается) и ему слава во веки. Ибо, если Господь воздает нам по нашим делам, то мы не можем противиться его воле и просить у него чего-либо, а должны сказать: справедливо ты поступил во всем с нами, о Господи, праведен ты, и все дела твои истинны; пути твои правы, и все суды твои истинны. Ты совершил истинные суды над нами во всем, что навел на нас, ибо по истине и по суду навел ты все это на нас за грехи наши. Ибо согрешили мы и поступили беззаконно, отступивши от тебя, и во всем согрешили, заповедей твоих не слушали; не [152] соблюдали их и не поступали, как ты повелел нам, чтобы благо нам было от тебя. И все, что ты навел на нас, и все, что ты соделал с нами, соделал по истинному суду — ибо суды твои благи. Но не предай нас навсегда ради имени твоего. Избави нас силою чудес твоих и дай славу имени твоему, Господи, дабы никогда не оставались в стыде уповающие на тебя. Да постыдятся со всем могуществом своим, и сила их да сокрушится, и да познают, что ты Господь Бог един и славен во всей вселенной. И всюду во всем да наполнится только твоя всемогущая воля, ибо ты могущ, и силен, и справедлив во всем, и милостив к скорбящим и страждущим. Пользу нашу ты знаешь, Господи, предоставь нам, что тебе угодно; ибо если полезны нам страдания, то умножь их, и если угодна тебе милость, даруй нам ее. Ибо какова воля Господа на небе, да совершится так, и каким жезлом хочешь наставить нас, мы в твоих руках во всякое время. Прости, Господи, беззакония, грехи и преступления рабов твоих, ибо кто тот человек, который не совершает преступлений или не грешит перед тобой; ибо никто и ни один человек не праведен на земле. Ибо только ты без греха, и только ты справедлив, который создал нас из ничего и даровал нам эту жизнь, и показал нам путь к жизни и спасению, и нас земных сделал мудрыми и разумными, и стал нашим искупителем, чтобы сподобить нас бессмертию. Вспомни церковь свою, добытую святою твоею кровью, и то, что посвящено тебе, не отдавай собакам; ты всегда милосерден, отстрани гнев свой и негодование от верующих в тебя и спаси церковь свою, о Господи, Боже наш”.
И так (Нерсес), стоя на горе, говорил это и много подобного и еще больше этого в присутствии царя Папа, тоже стоявшего на горе, и возносил он многие и разнообразные молитвы до вечера, до заката солнца, когда кончилось сражение.
А во время сражения Бог оказал помощь грекам, и победа досталась армянскому войску. Персидские войска потерпели поражение, обратились в бегство и рассеялись по полям, по высоким горам и глубоким ущельям. Их преследовали греческие и армянские войска, настигали, избивали вообще и старых и малых, немногие из многих, у которых были хорошие кони, сумели спастись бегством. За бегущими бросились армянские [153] войска, многих перебили по дороге и таким образом преследовали персидские войска до Гандзака в Атрпатакане, до границ Армении.
И армянский спарапет Мушег бил жестоким боем персидские войска и, дождавшись встречи с албанским отрядом, разгромил и эти войска. Он настиг также албанского царя Урнайра, когда тот бросился бежать. Подъехав близко, он концом своего копья долго бил его по голове, приговаривая: “Будь благодарен, что ты царь и носишь венец на голове, я царя не убью, если даже мне достанется за это”. И он позволил ему бежать вместе со своими всадниками в албанскую страну.
А когда все армянские войска вернулись, то не было числа тем вражеским головам, которые армянский полководец Мушег доставил к армянскому царю Папу. Так и все нахарары и вельможи и все, всякий в свою меру. Это была большая победа для армянской страны и для греческого войска. Они обогатились большой добычей — сокровищами, оружием, украшениями, золотом и серебром, многими предметами утвари, лошадьми, мулами и верблюдами, отнятыми (у персов). Добыча была очень большая, числа и меры не было ей.
Но вот подло оклеветали полководца Мушега перед великим царем Папом, сказав: “Знай, царь, что весьма вероломно поступает он (Мушег) по отношению к тебе и ждет твоей смерти, ибо он всегда отпускает на свободу твоих врагов; много раз ловил твоих врагов и опять отпускал; так он отпустил царя Урнайра и даровал жизнь твоему противнику, который уже находился в его руках”. По этой причине происходили частые раздоры между царем Папом и полководцем Мушегом, и часто по этой причине (Пап) бранил его. А полководец Мушег отвечал царю Папу и говорил: “Я перебил всех своих товарищей, а те, кто носит венец, не мои товарищи, а твои. Поди, как я убил своих товарищей, так и ты убей своих, а я на царя, на человека, носящего венец, не поднимал, не поднимаю и не подниму руки. Если хочешь меня убить, то, убей, я же, если в руки мне попадется царь, как часто случалось, не убью царя, который носит венец, если б даже меня убили”.
Царь Пап, услышав эти слова, прослезился, сошел с трона, схватил Мушега, обнял его, плакал, обхватив шею Мушега, и [154] сказал: “Повинны смерти все те, что дерзает злословить на Мушега, этого храброго и почтенного мужа. Он человек, который происхождением так же благороден, как мы, и его предки так же были благородны, как наши предки; его предки оставили царство страны ченов и приехали к нам, и жили и умирали для наших предков; и отец его умер за моего отца, и сам он верно служил нам, и много раз Бог руками его, молитвами и мольбами отца нашего чудесного Нерсеса посылал нам победу и даровал нам мир. Как могут мне сказать, что Мушег ждет моей смерти? Он чистосердечный человек, если иноземных царей он пощадил по своему благородству, то как он может поднять руку на прирожденных своих государей”. И тогда царь Пап пожаловал полководцу Мушегу много наград и почестей и много деревень.

Глава V
О другой войне между армянами и персами в Гандзаке Атрпатаканском, и об уведомлении Урнайра, и об одержании победы и на этот раз армянским войском.

Албанский царь Урнайр тайно послал весть Мушегу, послал к нему человека и осведомил его, говоря: “Очень благодарен тебе за то, что ты не убил меня; Бог предал меня тебе в руки, а ты пощадил меня; этой твоей любви я не забуду, покуда я жив. Но я уведомляю тебя, что персидский царь Шапух готовится со всеми своими войсками неожиданно напасть на тебя”. Тогда греческий стрателат организовал все подначальные ему войска и, выступив с ними из атрпатаканской страны со стороны Гандзака, пошел к пределам Армении. Также и армянский полководец Мушег сосредоточил в одном месте все армянские войска, состоявшие из девяноста тысяч отборных мужей, хорошо вооруженных, с копьями в руках, не считая щитоносцев. Эти тоже согласно полученным сведениям заблаговременно поспешили к своим границам. Только царь остался в армянской стране. Патриарх Нерсес тоже остался в. стране и приказал во всей стране возносить молитвы за войска, пошедшие на войну.
А персидский царь Шапух со всеми своими войсками прибыл на место военных действий и увидел, что греческие войска [155] и армянские войска находятся в полной боевой готовности. Оба фронта сшиблись друг с другом, и персидское войско потерпело поражение. Особенно полки копьеносцев, яростно нападая, мужественно сражали и валили с коней на землю своих противников на глазах у персидского царя Шапу-ха. Когда валили на землю, все армянские бойцы одобрительно кричали: “Бери, храбрый Аршак”. Всякий раз как в этой войне убивали врага, его посвящали своему прежнему царю Аршаку, говоря: “Будь жертвой нашему царю Аршаку”. Когда соперники-копьеносцы из азатов группой нападали на персидских копьеносцев и сваливали их, то с воодушевлением говорили: “Бери, храбрый Аршак”, а когда этих соперников резали и обезглавливали, то говорили: “Будь жертвой Аршаку”.
А все множество легионов, то есть греческое войско щитоносцев, как и армянские щитоносцы, защищали тыл армянского войска, укрывшись за щитами, наподобие укрепленного города в тылу (сражающихся). Когда персидские войска начинали несколько теснить греческие войска или армянские полки копьеносцев, они входили за прикрытие греческих легионов щитоносцев или армянских щитоносцев, как в крепость, и отдыхали. А отдышавшись немного, они вновь выходили оттуда и нападали и бесчисленное количество персов валили, убивали и обезглавливали, произнося те же поощрительные слова о царе Аршаке; и бесчисленное множество персидских войск было перебито.
Потом, когда персы чуть начинали одолевать их, они опять укрывались как в крепость за легионами щитоносцев, которые раздвигали свои щиты, впускали их и опять сдвигали. В этот день греческое войско, и их стрателат Терентий, и армянские полки, и их спарапет Мушег рубили и уничтожили персидские войска. Персидский царь Шапух с немногими людьми бежал с поля сражения. А эти поставили пограничную стражу и вернулись в великолепном состоянии к своему царю Папу, стяжав славное имя и огромную добычу.
А царь Шапух, прибыв в подвластную ему страну, выражал свое удивление по поводу храбрости сражавшегося войска, того, что он сам видел. “Удивился я, говорил он, тому, что я видел. С детства начиная, я бывал в сражениях и войнах, [156] много лет я уже состою царем, у меня и года не проходило без войны, но самая горячая схватка была та, которую я видел в этот раз. Ибо, когда армянские копьеносцы шли вперед, то так наступали они, будто это была высокая гора или огромная, мощная, незыблемая башня, а когда мы их несколько теснили, то они укрывались за ромейскими легионами, которые; раздвинув сомкнутые щиты, впускали их к себе, словно как в крепость, огороженную стеною. И там, передохнув немного, они снова выходили и бились, пока не истребили арийские войска. Еще другому обстоятельству я удивляюсь, это — единодушной верности и царелюбию армянского войска, ибо столько лет их государь Аршак потерян для них, но они воодушевлялись им во время боя. Когда они сваливали своих соперников, то всегда говорили: “бери, Аршак”, а его не было среди них; они же из чувства любви и верности, которое они питали к своему прирожденному государю, каждого убитого ими противника посвящали ему. Или тот яростный отряд Мушега; мне так казалось, что из этого отряда извергается пламя и огонь, и знаки так сверкали, будто пламя пожара полыхает в тростниках. Столько уже лет, как государь их Аршак потерян для них, находится в крепости Андмиш, в стране Хужастан, а они по любви своей так считали, будто он стоит во главе их как царь или находится в их отряде и руководит военными действиями, и они стоят перед ним и служат ему. Да, говорил он, блажен тот, кто является государем армянского войска, столь верного, единодушного и преданного войска”.

Глава VI
О Глаке Мардпете, который был назначен правителем пограничной области, о том, как он стал сообщником персидского царя и обещал предать в его руки армянского царя, и об убийстве Глака по приказу царя Папа.

Греческий полководец Терентий и полководец армянских войск Мушег оставили Глака[1] Мардпета, который по должности своей назывался отцом царя в Гандзаке, в качестве правителя пограничной области, находившейся на границе между Персией и Арменией. Оставили при нем тридцать тысяч [157] отборного войска — хорошо вооруженных копьеносцев, со щитами, защищенных панцырями в полной готовности. А Терентий и Мушег со всеми своими войсками пошли (в Армению) к царю Папу. А Глак Мардпет тайно послал посланцев к персидскому царю Шапуху и обещал предать в его руки армянского царя Папа, греческого полководца Терентия и армянского полководца Мушега и (за это) получил от него в награду очень много сокровищ. Но остальные великие нахарары, находившиеся при нем, Гнел — владетель гавара Андзевацик — и другие, оставшиеся там, тайно об этом сообщили царю Папу.
Тогда царь Пап послал гонцов к Глаку Мардпету сказать: “Собери войска, находящиеся под твоим начальством, и сдай Гнелу Андзеваци, а сам поскорее приезжай, ибо я должен послать тебя к персидскому царю Шапуху с заявлением о том, что я подчиняюсь ему”. Услышав это, Глак Мардпет очень обрадовался про себя, думая, что ему будет легко теперь осуществить свое намерение, как обещал персидскому царю Шапуху; теперь, мол, найден путь для того, чтобы па словах усыпить Папа, сделать его беспечным и спокойным и сразу неожиданно поставить над его головой персидского царя. Сам про себя радовался, что сделался посредником между двумя царями, поспешно послал конного гонца в Араратский гавар в большое село, по названию Ардеанк, в царское поместье, к армянскому царю Папу, и сам приехал, предстал перед ним и был принят с большими почестями. Ко времени ужина царь Пап приказал одеть Глака Мардпета в благородные одежды. На него надели долгополую одежду и штаны. Одежда была несуразно велика и складками ниспадала вниз, и настолько просторна, что он был весь окутан ею и не мог приладить на себе. Надев эту просторную одежду, он подпоясался кушаком, на котором висела шашка, и меч привязал к поясу, а с пояса ниспадала складка одежды и прикрывала шашку и меч. Надев штаны и обувь, он привязал к бедру кинжал, но складка штанов ниспадала на кинжал и закрывала его до голени, и Глак не догадывался, что эта просторная одежда и есть беда на его голову. В девять часов вечера позвали Глака и сказали: “Тебя приглашают во дворец на ужин”. Когда его ввели в коридор царского дома, — коридор был длинный и имел [158] многочисленные ерды для света (отверстия в потолке для света), — и вели по коридору, кругом стояли секироносцы, прикрытые щитами, а все световые ерды (световые отверстия) были закрыты. И щитоносцы, окружив его, теребили его. Он же, хотя хватался рукою за оружие, но никакого оружия достать не мог, потому что оно застревало в складках одежды.
Сам Глак был крупный плечистый человек, с крепкими и крупными костями, но секироноецы окружили его, подняли и так отнесли к дверям в царскую столовую. Царь, увидев, что его несут туда, сказал: “Не сюда, не сюда, а отнесите его в гардеробную”. И воины-щитоносцы, связав ему руки назади, повели его по коридору в гардеробную, то есть туда, где цари надевали венец. Там Глак начал говорить и сказал: “Скажите царю, положим я заслужил эту смерть, но тебе подобало убить меня на площади, а не в комнате, где хранятся венцы, и венец свой замарать кровью”. Он только это успел сказать, сейчас же в гардеробной зарезали его, отрезали голову, посадили на копье и выставили на дворцовой площади.

Глава VII
О смерти Аршака, царя армянского, о том, как он пал от своей руки в стране Хужастан, в крепости Андмиш, и причиной его смерти был Драстамат.

В те времена был еще жив армянский царь Аршак и находился в подвластной персидскому царству стране Хужастан, в крепости Андмиш, которая называется также крепостью Ануш. В это время прекратились военные действия персов против армян, ибо царь кушанов Аршакидской династии, сидевший в городе Балхе[2], затеял войну с персидским царем Шапухом из Сасанидской династии. Царь Шапух собрал все персидские войска и повел их на войну против него, также он собрал всю конницу, приведенную в плен из армянской страны, я повел с собою, даже взял с собою на войну евнуха армянского царя Аршака.
У армянского царя Аршака был евнух, преданный царедворец, любимый евнух[3], пользовавшийся большою властью и большим почетом, по имени Драстамат. Когда началась [159] война между кушанским царем и персидским царем, то кушан-ские войска весьма притеснили персидские войска, многих из персидских войск перебили, многих забрали в плен, а остальных прогнали, обратили в бегство. А евнух Драстамат, как во дни армянского царя Тирана, так и во дни сына его, армянского царя Аршака, был правителем гавара Ангел-тун и верным хранителем сокровищ крепости Ангел и всех царских крепостей, находившихся в той стороне. Также сокровища, находившиеся в крепости Бнабех в стране Цопк, находились в его ведении, и подушка его была выше подушек всех других нахараров. И так как эта должность и это так называемое мардпетство Айр поручались евнухам с древнейших времен существования царства Аршакуни, то и этого евнуха Драстамата, князя Ангел-туна, увели в плен в Персию тогда, когда был взят армянский царь Аршак.
Этот Драстамат был в том сражении, в котором кушаны разгромили персидского царя Шапуха. Драстамат выказал чудеса храбрости, так сражался за царя Шапуха, что спас его от смерти, много перебил кушанов и много вражеских голов преподнес ему. Он спас персидского царя Шапуха, когда в суматохе боя враги окружили его и стали теснить. А когда персидский царь Шапух вернулся в страну Асорестан, то он принес большую благодарность Драстамату за его услуги, и сказал ему царь персидский Шапух: “Проси у меня, чего хочешь; дам, что попросишь, не откажу”. И Драстамат сказал царю: “Мне (лично) ничего не нужно от тебя, но ты разреши мне поехать и повидать прирожденного государя моего, армянского царя Аршака. И на один день, когда я прибуду к нему, повели освободить его от оков и разреши мне вымыть ему голову и помазать благовонным маслом, облачить его в благородные одежды, накрыть для него стол, поставить перед ним кушанья, подать ему вина и усладить его музыкой, один целый день”. Царь Шапух сказал: “Тяжела для меня просьба твоя, ибо с тех пор, как существует персидское царство, и крепость та была названа Ануш, не было среди смертных человека, который бы осмелился напомнить о ком-либо, заключенном царями в ту крепость, и назвать этого человека, заключенного в ту крепость, а уж подавно, если это царь и мой [160] товарищ заключен в ту крепость, мой противник, столько времени мучивший нас. Но ты обрек себя на смерть, напомнив об Ануше, что вовсе не дозволяется законами Арийского царства от самого начала. Но так как велики твои заслуги передо мною, то пусть будет исполнена твоя просьба, ступай, то, что ты попросил, будет дано тебе. Но было бы лучше, если б ты для собственной пользы просил либо страны, либо гавары, либо сокровища. Но раз ты попросил это, то пусть это будет исключением из законов Арийского царства. Ступай, да будет дано тебе то, что ты попросил взамен твоих заслуг”.
И он дал ему верного телохранителя своего и грамоту за царской печатью, с разрешением отправиться в крепость. Андмиш и, как пожелает, как просил, так поступить с заключенным Аршаком, бывшим некогда армянским царем. И Драстамат прибыл с телохранителем и царской грамотой в крепость Ануш и увидел прирожденного государя своего; и освободил он Аршака от железных оков, от ручных и ножных кандалов и от тяжелой цепи, стягивавшей ему шею, вымыл ему голову, выкупал его, облачил его в благородные одежды, накрыл стол для него, усадил его, поставил перед ним ужин по обычаю царей и поставил ему вина, как подобает царям; он старался оживить его, утешить и развеселить музыкой гусанов[4].
Когда пришло время десерта, то ему подали фрукты — яблоки, огурцы и амич[5] — и дали нож, чтобы он мог резать и есть, как хочет. А Драстамат, стоя на ногах, очень веселил его л утешал. А когда он выпил, и вино ударило ему в голову, он охмелел и почувствовал гордость в себе и сказал: “Горе мне, Аршаку, и это я, до чего я дожил и именно со мной случилось, это происшествие?” Сказав это, он вонзил себе в сердце нож, который держал в руке и которым собирался резать фрукты или амич, и тотчас же умер на месте, где сидел. Драстамат, увидев это, бросился к нему, вытащил нож из его тела и вонзил себе в бок. И он тут же умер в тот же час. [161]

Глава VIII
О том, как прекратилась война со стороны персов, после чего спарапет Мушег стал воевать с теми, кто восстал против армянского царя, и рядом жестоких сражений отвоевал много земель. Раньше всего о владениях армянского царя в Атрпатакане.

Потом, когда прекратилась война с персами, и (армяне) с этой стороны были обеспечены, тогда армянский спарапет Мушег стал громить тех, кто восстал против царства Аршакуни, Сперва он отвоевал владения армянского царя в Атрпатакане. Все гавары атрпатичев[6] он опустошил, много пленных взял у них, остальных покорил и обложил данью, и взял у них много заложников.

Глава IX
О Ноширакане.

Мушег разгромил также восставших страны Ноширакан, которые восстали против армянского царя. Взял страну, опустошил и забрал пленных, а у остальных взял заложников и жителей страны подчинил и обложил данью.

Глава X
О Кордуке, Кордике, Тморике.

Спарапет Мушег ударил и по этим гаварам, восставший против армянского царя, а именно по Кордуку, Кордику и Тморику; взял пленных, опустошил, оставшихся обложил данью и взял у них заложников.

Глава XI
О марах.

Страну маров он также жестоко разгромил, потому что они тоже восстали против армянского царя; многих из них взял в плен, остальных обложил данью и взял у них заложников. [162]

Глава XII
Об Арцахе.

Он разгромил и страну Арцах в большом сражении, многих жителей взял в плен, у остальных взял заложников и обложил их данью.

Глава XIII
Об Албанах.

Пошел войною также на страну албанов и жестоко разгромил их. Отнял у них много гаваров, которые ими были захвачены — Ути, Шакашен и Гардманадзор. Колт и сопредельные им гавары. Реку Куру сделал границей между своей страной и Албанией, как было раньше. Многих из главарей убил, остальных обложил данью и взял у них заложников.

Глава XIV
О каспах.

Потом спарапет Мушег жестоко отомстил стране парсиев[7] и городу Пайтакарану, ибо жители этой страны отложились от армянского царя и изменили ему. Спарапет-полководец Мушег, прибыв туда, многих из них казнил, отрубив головы, многих взял в плен, а остальных обложил данью, взял у них заложников и там оставил правительственных чиновников.

Глава XV
Об иверах.

Потом спарапет Мушег пошел на иверийского царя, жестоко притеснил и разгромил его, покорил всю иверскую страну, предал мечу всех азатов и все нахарарские роды, которых нашел. Спарапет Мушег приказал распять на кресте Пар[н]авазеанов в иверийской стране, а бдэшха Гугарка, служившего раньше армянскому царю и под конец восставшего, схватив, обезглавил и истребил мужское поколение его рода, а женщин и дочерей увел в плен. И вообще всех нахараров в этой [163] стране, восставших против армянского царя, обезглавил, весь гавар вновь покорил и взял заложников, а остальных обложил данью. И заняв территорию до старой границы, которая была между Арменией и Иверией, то есть до большой реки Куры, вернулся оттуда.

Глава XVI
О гаваре Алдзник.

После того полководец Мушег обратился на страну Алдзник и нанес жесточайшие удары этой стране, ибо они (жители ее) тоже восстали против армянского царя. Бдэшх Алдзника был схвачен, в его присутствии были убиты его жены, а дети были уведены в плен. Остальных (жителей) он (Мушег) обложил данью и оставил в Алдзнике тоже правительственных чиновников.

Глава XVII
О Мец-Цопке.

Оттуда он пошел походом на Мец-Цопк, который тоже восстал. Мушег разгромил Мец-Цопк, предал мечу знатные роды, взял заложников и знать обложил данью.

Глава XVIII
Об Ангел-туне.

В Ангел-туне тоже многих он перебил и предал мечу. Но так как страна эта издревле была остан аркуни (т. е. царской областью), то жители области и сами пребывали в повиновении и платили дань.

Глава XIX
О гаваре Андзит.

Потом Мушег предпринял поход на гавар Андзит и разгромил его вместе с сопредельными гаварами, ибо они тоже восстали против царства Аршакуни. Владетелей гаваров он предал мечу, взял заложников, покорил и всех вообще обложил данью и подчинил армянскому царю Папу. [164]

Глава XX
Об армянском спарапете Мушеге.

Храбрый армянский полководец и спарапет (Мушег) во все дни своей жизни был полон рвения, верой и правдой служил всегда и работал для пользы армянской страны и государства. Ночью и днем он был на работе; прилагал все усилия, вел войны, не допускал, чтобы хоть пядь земли была отторгнута от пределов армянской страны. Он жизнь свою положил за армянскую страну. Полководец Мушег всегда мужественно воевал ради своего доблестного имени, ради своих прирожденных государей, ради жителей страны, ради христианской веры, ради верующих в Бога и крещеного во имя Христа народа, ради церквей, посвященной им утвари, ради храмов во имя христовых мучеников, ради служителей Бога, ради сестер, братьев, близких родственников, верных друзей. Он жизнь свою положил за страну, жизни своей не щадил, во все дни своей жизни он работал для прирожденных своих государей Аршакуни.

Глава XXI
О патриархе Нерсесе, о том, какой он был человек и что творил.

А армянский патриарх Нерсес восстанавливал все разрушенные места в армянской стране, опекал и утешал, лечил и оберегал всех неимущих, для прокаженных и неимущих готовил убежища. Всюду строил церкви, обновлял разрушенные, восстанавливал и исправлял все нарушенные порядки. Назидал и ободрял, наставлял и порицал, являл многие знамения и величайшие чудеса, совершал много чудесных исцелений. И законом строго стращал; кого благословлял, тот делался благословенным, кого проклинал, тот делался проклятым. Во всех пределах армянского государства и во всех гаварах он умножил число служителей (церкви), всюду назначил блюстителей — епископов, и все время, пока был жив, внимательно следил за делами, находившимися в его ведении и власти. [165]

Глава XXII
О царе Папе, о том, как он был одержим бесами и как он себя вел.

А царь Пап, когда еще был новорожденным младенцем, нечестивая мать его Парандзем посвятила его бесам, поэтому он с детства был одержим бесами. Так как он всегда исполнял волю бесов, то и не хотел искать исцеления, а всегда возился с бесами, и бесы чародейственно показывались на нем, и каждый человек с открытыми глазами видел на нем бесов. Ибо, каждый день, когда люди приходили к царю приветствовать его с добрым утром, то видели, что (бесы) в образе змеев выползали из-за пазухи царя Папа и обвивали его плечи. Все, кто видел, боялись подходить близко, а он им говорил в ответ: “Не бойтесь, они мои”. И все люди всегда видели такие существа на нем.
В нем угнездились в большом количестве бесы и всегда показывались людям, которые приходили повидать царя. Когда же к царю входили патриарх Нерсес или святой епископ Хад, то бесы исчезали, делались невидимыми…

Глава XXIII
О том, как святой Нерсес порицал царя Папа и враждовал с ним из-за его грехов.

А святой армянский патриарх Нерсес всегда давал отпор царю Папу, бранил его, порицал его на основании многих установленных данных. И за многочисленные его злодеяния он не позволял ему ступать на порог церкви и входить в церковь. Всегда бранил его, порицал и наставлял его, чтобы он отказался от пагубных дел, исправился, всегда призывал его к покаянию. Он приводил ему выдержки из священного писания, устрашал его вечными муками последнего суда, чтобы заставить его отрезвиться и исправиться и пойти по пути справедливых порядков и чистых дел. [166]
А царь Пап его вовсе не слушался и даже противился ему и враждовал с ним, ждал его смерти и хотел его убить, но из страха перед греческим царем он не осмеливался даже на словах оскорбить его открыто или применить строгость к нему, а не то что умертвить его. Но и народ (армянской) страны, и войска не допустили бы так поступить с человеком, от которого зависели все люди армянской страны, из-за его праведных дел, святого поведения, мирного руководства, а также за явленные им чудесные знамения; все смотрели на него, как на небесного ангела. Ицарь питал злобу к нему, искал способа убить его, но открыто высказывать даже не осмеливался это, а не то его войска убили бы его. Ибо все люди прибегали к его молитвам, и вообще все очень любили его — и великие и малые, почтенные и отверженные, азаты и шинаканы.

Глава XXIV
О смерти великого первосвященника Нерсеса, о том, как убил его царь Пап.

А царь Пап все время враждовал с великим первосвященником за то, что тот порицал его за злодеяния и грехи, ибо человек Божий Нерсес всегда порицал его. Он (царь) не хотел образумиться, исправиться и не мог сносить постоянных нареканий порицателя, поэтому он задумал убить великого первосвященника Бога — Нерсеса. Но так как нельзя было делать это открыто, то он лицемерно так представил, будто исправился и умолял первосвященника Бога назначить ему покаяние. Он пригласил его в свой дворец в местечко Хах в гаваре Екелиац, велел приготовить для него ужин, упросил Божьего человека сесть на царское седалище, будто таким образом он сумеет очиститься от своих злодеяний и тогда он принесет покаяние.
Посадив его на первое место, сам царь, сняв мантию, стоял на ногах во время ужина, подавал чистое вино человеку Божьему Нерсесу и тут, примешав к напитку[8] смертоносный яд, поднес ему. Выпив чашу (Нерсес) сейчас же догадался (в чем дело), начал говорить и сказал: “Благословен Господь [167] наш Бог, удостоивший меня испить эту чашу и ради Господа принять эту смерть, к которой стремился я с детства. Итак я приму эту чашу опасения и призову имя Господне, чтобы он меня удостоил достичь света — удела святых и получить свою долю наследия. А тебе, о царь, подобало, как царю, открыто приказать убить меня; ибо кто бы мог запретить тебе или кто бы мог удержать твою руку и отвести от того дела, которое ты хотел совершить? А ты, Господи, прости им это деяние, которое они совершили против меня, прими душу раба твоего, ты, дарующий покой всем труженикам и свершитель всех благ”.
Сказав это и много такого, он встал и ушел в свои покои. Вместе с ним вышли из царской трапезной и пошли все великие армянские нахарары, и спарапет армянский Мушег и Айр Мардпет, и вообще все те, кто был в трапезной, пошли с ним в его покои. И войдя в свои покои, он раскрыл подрясник и показал около сердца посиневшее место, величиною с хлебец. Великие нахарары предлагали ему тюраке (териак)[9] и противоядия, чтобы спасти его, но он не принял, отверг и сказал: “Для меня великое благо то, что мне привелось умереть за бдительное отношение к заповедям Христа. Вы сами знаете, что все, что я говорил вам, говорил публично; нужно было, чтобы и смерть достигла меня публично, чего я желал; но мне выпал благой жребий вместе с избранниками (Бога), и мой удел приятен мне. Благословляю Господа, даровавшего мне этот жребий, и очень рад, что скоро расстанусь и уйду из этого беззаконного и нечестивого мира”. Еще много другого сказал он им, предостерег их, просил всех строго блюсти себя и соблюдать заповеди Господни.
После этого кровь хлынула комьями изо рта его и продолжала вытекать около двух часов. Потом он встал, стал на колени и просил даровать прощение своему убийце. Затем он помянул в молитве всех людей, близких и дальних, презренных и почтенных, помянул в молитве даже тех, кого вовсе не знал. Окончив молитву, он, воздев к небу руки и очи, оказал: “Господи Иисусе Христе, прими мою душу”. Сказав это, он испустил дух.
И тело человека Божьего святого Нерсеса взяли служители церкви и епископ Фавстос, глава служителей Трдат, и [168] армянский спарапет Мушег и Айр Мардпет, и все азатское царское войско и из местечка Хаха, где совершилось убийство, отвезли в селение его, в местечко Тил. Святого похоронили с пением псалмов, гимнов, с зажженными лампадами, с большой церемонией и многими поминовениями. Но когда еще не было погребено тело святого, сам царь Пап пришел, обвил тело и похоронил в усыпальнице мучеников. А царь Пап прикидывался невинным, будто ничего не знает и не сам совершил это дело.

Глава XXV
О видении, явившемся святым мужам пустынникам Шалите и Епифану, когда они еще жили в горах.

Было два пустынника-монаха, которые жили в горах. Один, по имени Шалита, был сирийцем и жил на горе Арюц, другой, по имени Епифан, был греком по происхождению и жил на большой горе на месте богов (капищ), которое называют Атор Анаит (т. е. престолом Анаиты). Они оба были учениками святого великого Даниила, о котором мы упомянули выше. И вот, когда оба они сидели каждый на своей горе, в тот час, когда умер святой Нерсес, каждый из них видел со своей горы открытыми глазами среди бела дня, что человек божий Нерсес как будто возносится в облака; ибо ангелы божьи уносили его ввысь, и сонмы их встречали его. Пустынники, увидев это видение, удивились этому явлению. Но Шалита, живший на горе Арюц, будучи опытным человеком, понял, что скончался святой Нерсес, и сам он видит его душу. А Епифан так понял, что святой Нерсес в теле своем вознесен был на небо. И вот оба они, спустившись со своих гор, со всею поспешностью прибыли в гавар Екелиац, порасспросили, узнали, что святой патриарх Нерсес скончался, и пришли в селение Тил и увидели место, куда он был положен. Тут эти преданные люди, встретив друг друга, в присутствии народа рассказали то, что видели. И были мужи те ангельского поведения, росли и жили в пустыне, могли также творить величайшие чудеса, и всем были известны и знакомы дела их. [169]

Глава XXVI
О святом Шалите.

Этот Шалита был святым человеком, был учеником великого Даниила, с детства рос в пустыне и с пустынниками питался травой. После кончины святого Нерсеса отправился в гавар Кордук, творил знамения и чудеса, жил среди львов, и более двадцати львов всегда сопутствовали ему повсюду. Бывало, когда что-нибудь болело у зверей, приходили они, окружали его, дергали его и знаками объясняли, чтобы он вылечил. Раз большой лев занозил лапу тростником; пришел лев к святому Шалите и, подобно человеку, подняв лапу, показал рану и знаками просил полечить его. А святой Шалита вытащил тростник, засевший в ране, плюнул на рану и, сняв платок с головы, повязал им лапу льва и вылечил.
Так он творил тысячи всяких чудес, и звери были спутниками его жизни, когда он скитался в пустыне во все дни его жизни. Когда он приходил к реке, то в обуви проходил по речной воде, не промочив обуви. А когда он приходил в какое-нибудь село, то знамениями и чудесами многих заблудших обращал в святую веру и исцелял больных.
Он был очень стар. Все ждали его смерти, чтобы овладеть его телом. Святой Шалита, зная, что многие люди ждут, чтобы овладеть его телом, просил бога, чтобы никто не мог веять его тело. И однажды, когда он по обыкновению переходил через реку в Кордуке, пока стоял на воде, вдруг погрузился в воду и скрылся святой Шалита, согласно своей просьбе, как и просил. Печальное известие распространилось по гавару, собралось огромное множество людей, которые запрудили реку и отвели воду в другую сторону, и искали тело святого Шалиты, но нигде не могли найти, ибо он заранее просил об этом бога, и просьба его была исполнена.

Глава XXVII
О святом Епифане.

Блаженный святой Епифан был товарищем святого Шалиты и учеником великого Даниила; он тоже с детства рос в [170] пустыне. После смерти великого первосвященника Нерсеса он поселился в Мец-Цопке, в пустынной местности по названию Мамбре, на реке по названию Мамушег. Он жил в пещерах, постоянно пребывал со зверями пустыни, и к нему собирались медведи и барсы. Он всегда находился в пустыне, совершал великие знамения и чудеса, многих заблудших обращал из язычества в христианство, в стране Цопк он настроил монастыри, назначил учителей повсеместно в стране Цопк, и был святой Епифан светом для страны Цопк и всемерно просвещал народ.
Он пошел также в страну Алдзник, просвещал и там; настроил в стране Алдзник монастыри и построил часовню во имя мучеников в городе Тигранакерте, и там совершали поминовение святых, чтобы их заступничеством спаслась страна, сам тоже совершал чудеса и вернулся в свое жилище. И около реки Мамушел был родник, из истоков которого выходило много рыбы, и многие люди ловили эту рыбу и пользовались. Однажды два брата поссорились между собой из-за рыбы, и один убил другого. Епифан, услышав об этом, сказал: “Отныне пусть никто не ест рыбы оттуда”. И сейчас же рыба там прогоркла, как желчь, и горькая она по сей день, и никто теперь там рыбы не ловит. Много и других чудес и знамений совершал он.
В этих гаварах святой Епифан установил надлежащие порядки, а сам, взяв своих учеников-отшельников, живших в горах и пустынях, пятьсот человек, — отправился в греческую страну. По дороге, когда они шли, им встретилась женщина одна. Проходя мимо женщины, Епифан стал испытывать учеников и сказал: “Какая красивая и приятная женщина!” Один из молодых учеников сказал: “Женщина, которую ты похвалил, была слепа на один глаз”. Святой Епифан сказал: “А ты зачем посмотрел ей в лицо; видно, у тебя нечистые помыслы”. И сейчас же он этого молодого человека удалил от себя и прогнал. Сам пришел к большому морю, и они на судах переправились на пустынный остров. Остров этот был полон змей; гадюки и василиски обитали там, а также много лютых ядовитых зверей. По прибытии же святого Епифана на этот остров звери оттуда удалились, оставили остров и ушли. После этого никакого вреда [171] им не причинялось, и они зажили там спокойно. Там стал жить святой Епифан и на том же острове скончался.

Глава XXVIII
О величайших знамениях и чудесах, явленных Богом в Мамбре после ухода Епифана.

Святой Епифан, удалившись из гавара Цопк, из места своего отшельничества, которое называлось Мамбре, оставил там многочисленных братьев-монахов, одинаково верующих христианских иноков, живущих в горах отшельников, назначив, над ними главою одного иерея. Были среди них и такие, которые с детства никакой другой пищи не знали, кроме овощей, и пили воду, а вкуса вина даже не знали, каков он.
Был среди них брат один аскет, который держался предосудительного поведения и совершенно отказывался пить из животворящей чаши, дающей надежду на воскресение, то есть кровь господа нашего Иисуса Христа. Ибо он не мог верить в то, что вино на алтаре божьем действительно претворяется в кровь сына божьего, а думал, что оно остается тем же вином, поэтому он часто спорил со многими.
Однажды, когда совершали обряд благодарственной литургии в церкви, построенной святым Епифаном, и принесли святой хлеб и вино и поставили на алтарь, где служилась литургия, чтобы оно претворилось в кровь, то этот неверующий брат был там же в церкви. Иерей поднялся, стал перед святым престолом и, прежде чем служить литургию, воздел руки над престолом и сказал:
“Господи боже всесильный, создавший все из ничего, создавший человека из земли живым и нетленным; люди преступили заповедь твою и вследствие этого грехопадения осуждены были на смерть, и ты справедливым своим судом изгнал их из сладостного рая в этот мир, из (земли) которого ты их создал, и они были обречены на смерть. Но ты, преблагий боже, не оставил их, а попечением и благодатью единородного твоего (сына) обновил свои создания вторым рождением и во многих образах посетил свои создания. Послал ты пророков, явил разные чудесные силы и знамения руками своих святых, которые [172] у разных народов стали твоими угодниками; дал законы, чтобы помочь, послал ангелов, чтобы надзирать. А когда пришло окончание времен, поговорил с нами через посредство своего единородного сына, с которым создал ты мир, который является отображением твоей славы, образом твоего существа, который переносит все мощным словом, который, будучи по природе и по почету равным отцу, явился на землю как вечный бог, походил среди людей, получил плоть от святой девы, принял образ слуги и уподобился нам немощным, дабы сподобить нас своей славы. Ты нас спас от всякого соблазна и заблуждения, упразднил на земле всякое безнадежное маловерие, и всем своим созданиям ты даровал надежду и веру в воскресение и подобие твоему образу и лику, и всем вообще даровал жизнь той верой, которую укрепил в людях. (Все это сделал) не ради праведности нашей, ибо мы никакого блага не сделали на свете, а ради твоей милости и сострадания, которые ты распростер на нас, осмеливаемся просить тебя, сердцеведа, разбирающегося в сердцах и почках людей. Ты, господи, ведающий сердца всех, знаешь истинное подвижничество этого человека, который ведет строгую аскетическую жизнь, но в нем не хватает веры; так ты придай ему веры в размере одного горчичного зерна, чтобы он не пропал. О добрый пастырь, вышедший искать пропавшую овцу, жизнь свою положивший за своих овец, спаси его тоже от маловерия, которым он одержим, чтобы враг не похитил его и чтобы созданный по образу и подобию твоему не подвергся вечной гибели”.
Эту молитву совершил он перед литургией, потом начал литургию и завершил все священнодействие. Сказав: “Отче наш, иже еси на небесех”, он стал на колени и еще долго молился. И в то время, когда он стоял на коленях и молился, маловерный брат, стоя на ногах, снизу, с амвона смотрел на алтарь и открытыми глазами увидел величайшее чудо. Он увидел Христа, сошедшего на алтарь, раскрывшего рану на боку, образовавшуюся от поранения копьем, и от раны на боку кровь сочилась по капле в литургийную чашу, стоявшую на алтаре. Маловерный брат монах, увидев это, ужаснулся и задрожал, заволновавшись и растерявшись, повалился на [173] землю, с. онемевшими устами, обессиленный и бездыханный, лишился чувств.
А иерей, встав (с молитвы) закончил таинство святой литургии и когда спускал с амвона святое причастие, увидел того брата, который лежал без чувств на земле. Дав причастие кому следовало, он остатки опять отнес и поставил на алтарь и, спустившись вниз, тронул брата и увидел, что он в обмороке лежит на земле. Принес воды, спрыснул ему на уста; когда же тот, наконец, вздохнул и очнулся, то встал и рассказал веденное им великое чудо. Тогда иерей захотел дать ему причастие, но тот брат не согласился и не принял причастия, так как считал себя недостойным. Но он вырыл себе яму и в ней семь лет приносил покаяние в грехе маловерия и через семь лет почел, что покаяние его завершилось, вышел (из ямы) чтобы причаститься вместе с другими. И опять опускался в ту же яму во все дни своей жизни, и в той же яме брат этот скончался. Затем скончался и тот иерей, и оба они были погребены внутри часовни, в обители Епифана, где это чудо явилось.

Глава XXIX
Об Иусике, который происходил из рода епископа Албиана и которого царь Пап назначил на место Нерсеса по своей воле, без великого архиепископа кесарийского, вследствие чего после этого прекратилась власть армянских католикосов рукополагать епископов.

После смерти патриарха Нерсеса царь Пап назначил на его место епископа Иусика, который был из рода маназкертского епископа Албиана. Приказал он ему занять место патриархов и иметь власть убитого им (Нерсеса), и он занял его место.
Но кесарийский архиепископ услышал, что великого патриарха Нерсеса убили и на его место назначили Иусика, без его повеления, вопреки прежнему обычаю, согласно которому везли к кесарийскому архиепископу для рукоположения. По этой причине кесарийский архиепископ весьма разгневался. Было созвано синодское собрание епископов Кесарийской области, которое написало гневную грамоту патриарху (Иусику). [174]
Также написана была грамота царю Папу и упразднена власть (армянских) католикосов (с установлением), что впредь армянский патриарх будет иметь право благословлять хлеб царской трапезы, но не будет иметь права рукополагать епископов для Армении, как искони было заведено. С того времени упразднилось право армянских (католикосов) рукополагать епископов, и с тех пор лица, предназначенные в епископы из всех гаваров и областей Армении, ездили в город кесарийцев и там рукополагались во епископы, ибо с того времени армянская страна лишилась этого права, и с тех пор не осмеливались рукополагать епископов; но тот, кто среди епископов был старшим, только садился выше и благословлял трапезу царей. А тот (Иусик) был христианином, но не осмеливался никого упрекать, ибо был труслив и покладист и только по воле царя достиг почета; он держался молча и спокойно во все дни своей жизни.

Глава XXX
О том, как оплакивали патриарха Нерсеса и тосковали по нем.

После того, как Пап убил святого патриарха Нерсеса, все впали в глубокую печаль, и все люди армянской страны в один голос твердили и говорили: “Слава армянская закатилась, ибо праведник божий ушел из нашей страны”. Князья и нахарары тоже говорили: “Теперь мы знаем, что наша страна погибла, ибо невинно пролилась праведная кровь, тем более, что он умер за бога”. Армянский спарапет Мушег тоже говорил: “Невинно пролилась кровь божьего святого; отныне я уж не Смогу пойти против врага или действовать копьем против кого-нибудь. Ибо я знаю, что бог оставил нас, мы покинуты и не сумеем поднять головы, я знаю, что с этих пор не будет больше победы над врагами армянской страны, ибо победы мы одерживали благодаря молитвам усопшего и его рода”. И во всех пределах Армении, от края до края, оплакивали его азаты и шинаканы, все жители дома Торгома, все вообще люди, говорящие на армянском языке. [175]

Глава XXXI
О том, как после смерти патриарха Нерсеса царь Пап, движимый завистью, упразднил все те порядки, которые установил при жизни Нерсес.

Армянский царь Пап, хотя и убил Нерсеса, патриарха армянской страны, но не довольствовался его смертью, а старался расстроить и уничтожить все те добрые порядки, которые Нерсес установил в церкви. И стал он с завистью относиться к ранее установленным им порядкам. Открыто приказал разрушить сиротские и вдовьи приюты в стране, построенные Нерсесом в разных гаварах, и разрушить женские монастыри в разных гаварах и местечках, которые построил тот же Нерсес и укрепил стенами, чтобы предохранить от похищения (монахинь). Ибо блаженный Нерсес при жизни своей построил эти женские монастыри во всех гаварах, чтобы все давшие обет целомудрия верующие женщины собирались там и проводили жизнь в посте и молитве, и чтобы пропитание они получали от мира и от своих семей. Царь Пап приказал разрушить эти монастыри, а монахинь, давших обет целомудрия, отдать на мерзкое сожительство.
Опять тот же Нерсес основал больницы во всех краях, учредил для них продовольственные и лечебные средства, и назначил верных людей для надзора за больными и немощными, поручил это дело таким людям, которые имели страх божий и ждали пришествия Христа и вечного суда. Царь этих управителей прогнал с их должностей, а учреждения приказал разрушить и уничтожить. Он прогнал надзирателей-управителей, назначенных над нищими и неимущими, и всей подвластной себе стране приказал: “Бедные пусть выходят собирать милостыню, никто да не осмелится нести им туда что-нибудь, пусть они скитаются, просят, умоляют и потом получают какое-нибудь подаяние”. И порядок приношения по издавна заведенному обычаю птуга и тасанорда[10] (десятины) в пользу церкви (он отменил), приказав по всей стране, чтобы никто не давал.
При жизни патриарха Нерсеса, из страха перед ним, никто [176] не осмеливался в армянской стране отнимать чью-либо жену и оставлять свою жену, которую взял под фатой и свадебным венцом, с благословением, и не осмеливался брать другую жену.
При жизни Нерсеса, если кто-нибудь умирал, то никто не осмеливался вне церковного канона безутешно плакать над умершим, выть и рыдать и причитать над умершим, а только со слезами, с пением приличествующих псалмов и гимнов, с лампадами и зажженными свечами провожали (тело) умершего. После же его смерти всякий получал разрешение царя нагло оставлять свою жену; были люди, которые меняли по десяти жен, и вообще все впали в беззаконие. По смерти Нерсеса, когда оплакивали умерших, мужчины и женщины составляли хороводы, при звуках труб, кифар и арф[11], с растерзанными руками и лицами, при омерзительных, чудовищных плясках, совершаемых друг против друга, били в ладоши, и таким образом провожали умерших.
А во дни Нерсеса во всей армянской земле совсем не было видно бедных, просящих подаяния, а все люди заботились о них и носили все, что им нужно, в их убежища или приюты, так что они были обильно снабжаемы всем необходимым. После же смерти патриарха, если кто-нибудь заботился о покое бедных, то он подвергался тяжелым наказаниям со стороны царя.
Во дни Нерсеса в армянской стране с большою торжественностью совершалось богослужение, было множество священнослужителей, по установленному чину. При нем поминовения святых мучеников всегда совершались повсеместно в Армении с большою торжественностью при большом стечении народа. Отцы-епископы во всех гаварах Армении пользовались высоким уважением по их достоинству; монашеские установления как в населенных, так и в ненаселенных местах процветали. Все это после его смерти упразднилось и уничтожилось.
Во время первосвященничества Нерсеса во всех вообще гаварах, селах и деревнях Армении по приказу первосвященника были построены странноприимные дома и больницы, и все люди армянской страны милосердно доставляли средства [177] питания, памятуя бедных, притесняемых страдальцев, чужестранцев, угнетенных, живущих в чужой стране и в чужом доме, прохожих гостей. Над ними святой Нерсес назначил управителей и определил содержание из разных мест. А после его смерти царь Пап все это разрушил, попрал честь церкви, упразднил многие порядки и благоустройство, установленные патриархом Нерсесом, и предал забвению. После его смерти многие люди обратились к прежнему идолопоклонству, вo многих местах Армении воздвигли идолов с разрешения царя Папа, ибо некому было упрекать, некого было стесняться, а каждый смело поступал так, как хотел; поставили много изображений и поклонялись им.
Кроме того, царь Пап урезал от церкви ту землю, которую во времена великого первосвященника Григория пожаловал царь Трдат во всей армянской стране для обслуживания церкви, ибо из семи участков этих земель пять он отобрал в пользу казны и оставил только два участка. И по счету земель в каждой деревне оставлял двух служителей — одного иерея и одного диакона — а остальных, то есть братьев и сыновей иереев и диаконов, подчинил себе. Ему так казалось, что он так поступает вопреки воле Нерсеса, на зло ему, вследствие вражды, которую он питал к живому, обратив ее к умершему. А о том он не думал, что этим он сам себя губит.
И в это время во всей армянской стране ослабели порядки церковного служения.

Глава XXXII
О царе Папе, о том, как он отвернулся от греческого царя и как был убит греческими войсками.

И царь Пап изменил свое намерение, отвернулся сердцем от греческого царя и захотел установить любовь и согласие с персидским царем. Стал опираться на персидского царя, послал к нему послов, чтобы установить согласие. Затем он послал послов, к греческому царю, (сказать): “Вместе с Кесарией еще десять других городов были наши, верни их; и город Урха (Эдесса) построен нашими предками, поэтому, если не хочешь, чтобы возникла ссора между нами, верни; в противном [178] случае возникнет большая война между нами”. Хотя Мушег и все армянские князья очень уговаривали царя не расторгать договора с греческим царством, но он не послушался их и явно показал свою вражду к греческому царю.
А греческие военачальники и их войско еще находились в армянской стране; имя одного из военачальников было Терентий, другого — Адэ. И греческий царь тайно послал посла к военачальникам, бывшим при его войсках в Армении, и приказал убить армянского царя Папа. Получив это приказание от своего царя, греческие военачальники в Армении ждали удобного случая, чтобы убить армянского царя Папа. Удобным оказалось то время, когда греческие военачальники Терентий и Адэ узнали, что армянский царь Пап один, что армянские вельможи и войска не находятся при нем и что лагерь царя Папа находится в поле, в гаваре Багреванд, в местности по названию Ху, а лагерь греческих войск находился близ лагеря армянского царя; тогда-то греческий полководец устроил торжественный прием и пригласил великого армянского царя Папа на ужин с большим почетом, согласно его сану, как приглашают царя на торжественную трапезу; все было устроено и приготовлено.
Царь Пап, придя на ужин, вошел и сел за еду и питье. И когда царь вошел в палатку греческого полководца Терентия, воины-щитоносцы легиона, со щитами в руках, с секирами за поясами, стояли на страже внутри, кругом у стен палатки, также и снаружи (за палаткой) стояли наготове хорошо вооруженные (воины), а поверх оружия имели обыкновенную одежду. А царь Пап сам про себя думал, что так делают, чтобы оказать ему честь. И в то время, как за ужином он ел, секи-роносцы-воины стояли позади, окружив его со всех сторон. Когда начали пить, первую чашу веселья подали царю Папу, и сейчас же заиграли барабанщики и флейтисты, арфисты и трубачи со всем благозвучием (своих инструментов). Щитоносцам-легионерам был дан приказ, и в то время, как Царь Пап держал пальцами чашу с вином и глядел на пеструю труппу гусанов, и в то время, когда, левой рукой опершись на локоть, пальцами держал золотую чашу, а правую руку держал на рукоятке меча, привязанного к бедру, в то время, когда [179] поднес он чашу ко рту, чтобы выпить и, глазами впившись смотрел на разношерстную толпу гусанов, греческим воинам был дан знак глазами. И два секироносца-легионера, которые стояли позади на услужении, со щитами с золотыми заклепками, внезапно вместе подняв секиры ударили царя Папа, один прямо рубил ему шею, другой секироносец ударил по кисти правой руки, которая лежала на рукоятке меча, и, отрубив, отбросил. Царь Пап упал ниц головою; чаша с вином, хлынувшая из горла кровь и тело его — все это вместе покатилось и свалилось на скатерть. И тут царь Пап умер. Когда в трапезной поднялся шум и смятение, владетель гавара Андзевацик Гнел встал с места, где сидел, обнажил меч и убил одного из легионеров, ударивших царя. Тогда полководец Терентий, вытащив свой меч, ударил по голове Гнела, раскроил eмy череп пополам. И больше никто не осмелился сказать им ни одного слова.

Глава XXXIII
О том, какой совет держали потом армянские князья и как они стерпели.

И все великие армянские князья собрались вместе, и спарапет Мушег и Айр Мардпет и все князья говорили: “Как нам быть, что делать, отомстить ли нам за нашего царя или нет?” Наконец, на совете было принято следующее решение: “Мы не можем служить язычникам-персам и враждовать с греческим царем или же враждовать с ними обоими, потому что без помощи одного из них мы не можем обойтись”. И на совещании было принято такое решение: “Что было — было. Будем опять служить греческому царю, подчинимся власти греческого царя, пусть цари греческие поступают с нами, как хотят”. И больше уже не думали о мести или о чем-либо таком, а молча стерпели.

Глава XXXIV
О воцарении после Папа царя Вараздата над армянской страной.

После смерти армянского царя Папа греческий царь поставил царем над армянской страной некоего Вараздата, который [180] был из того же рода Аршакуни. Он с большою пышностью прибыл в армянскую страну и стал царствовать в армянской стране. Он был молод годами, мужествен, могуч руками, храбр сердцем, но был легкомыслен, как дитя неразумное, незрел умом. Но когда его увидела вся армянская знать, тогда вельможи и нахарары съехались к нему, радуясь, что он стал их царем.
А армянский спарапет Мушег предводительствовал над армянами и бдительно охранял границы Армении и, как заведено было у него, следил за благоустройством страны и давал добрые советы молодому царю Вараздату. И всегда он заботился о царстве армянской страны, чтобы оно было благоустроено, и всегда благонамеренно старался, чтобы царство было прочно. Он советовался с греческими военачальниками и через них с императором, о том, что нужно в армянской стране строить города, в каждом гаваре, в котором один город, в котором два, с крепкими стенами, для размещения в них гарнизонов по всей Армении, до пограничного пункта Гандзака, служившего границей между Персией и Арменией; а также (решили) всех армянских азатов вооружить на императорские субсидии, равно как и войска армянской страны, чтобы таким образом принять все предосторожности против их врагов — персидских войск. И греческий царь с большою радостью соглашался исполнить это, чтобы всеми этими мерами прочно и неразрывно связать с собою страну и не дать персидскому царю завладеть армянской страной.

Глава XXXV
О том, как армянский царь Вараздат, вняв словам злоумышленных и безрассудных людей, убил армянского полководца Мушега.

Но когда великие армянские нахарары увидели, что армянский царь Вараздат — легковерный юноша, не умеет отличать зла от добра, стали после этого водить царя по своему желанию, направлять его, как хотят. Он больше слушался молодых людей, которые были одного с ним возраста, чем мудрых старцев, которые бы могли дать ему полезные советы. [181]
А Бат, нахапет рода Сахаруни, который был пестуном и воспитателем царя Вараздата, замыслил отнять у Мушега должность полководца и спарапета. Поэтому он начал нашептывать питомцу своему царю Вараздату о нем, говоря: “Исстари, с древних времен, Мамиконяны губили ваш род Аршакуни, потому что они с самого начала были вашими противниками; они поедали всю армянскую страну, в особенности Мушег, злой и коварный человек. Ибо он любил ваших врагов и ненавидел ваших друзей и всегда поступал с вами коварно, двулично и злонамеренно. Разве это не тот Мушег, который в царствование Папа, во время войны с персами, несколько раз имел возможность убить персидского царя Шапуха, но не убил, а отпустил на свободу врага. И раз еще захватил в свои руки жен царя Шапуха и бережно и заботливо в паланкинах отправил их вслед царю Шапуху. Разве это не тот Мушег, который поймал албанского царя Урнайра, но не захотел убить его, а отпустил врага на свободу? Это не тот Мушег, по приказу которого и по совету которого греческие полководцы убили даря Папа? Ибо это он поссорил греческого царя и настроил его против царя Папа, чтобы заставить убить его. Так нужно ему погибнуть от твоей руки, он не должен жить. И если ты не поспешишь, царь, то он задумал теперь построить в армянской стране много городов, удобных для военного постоя, чтобы разместить там греческие войска. И после того либо греческий царь отнимет у тебя армянское царство, либо этот Мушег убьет (тебя) и сам станет царем”. И такими речами постоянно тайком настраивали царя, пока он согласился убить армянского полководца и спарапета по их желанию.
Потом стали советоваться, как схватить его, потому что очень боялись его. “Если он догадается, — говорили они, — то поднимет большую войну и никто не сможет устоять против его храбрости; нужно придумать какое-нибудь средство- — употребить хитрость”. И так они выжидали. И вот однажды армянский царь Вараздат приказал устроить большой ужин с большими приготовлениями и приказал пригласить к ужину всех старейших почетных людей, вельмож и полководца Мушега. Вараздат заранее подготовил отборных, сильных, крепких людей, чтобы они готовы были действовать — внезапно, врасплох, [182] неожиданно напасть на Мушега. Он очень веселил гостей, много поил их вином и очень развлекал. Царь Вараздат заранее дал сигнал своим подготовленным убийцам, что “когда увидите, что спарапет Мушег опьянел до бесчувствия, я встану, как бы для того, чтобы выйти за нуждой, вы в это время окружите его”. Все чрезмерно выпили, опьянели. Но Вараздат воздерживался от вина. Когда Вараздат заметил, что (все) опьянели до бесчувствия, он встал, как бы для того, чтобы итти помочиться, и все сидевшие за столом вельможи встали, чтобы почтить его. И вдруг люди, которым он приказал, двенадцать человек сразу сзади схватили Мушега, шесть человек за одну руку и шесть человек за другую. Когда царь встал (Мушег) посмотрел на него (вопросительно): за что, мол, это? И царь в ответ сказал ему: “Пойди к царю Папу, спроси и узнаешь, за что это?” Сказав это, царь направился к двери и вышел. И Мушег сказал: “За столько моих услуг, за пролитые мною кровь и пот, за то, что стрелами утирал себе пот, такое вознаграждение мне? Но лучше бы было, чтобы эта смерть постигла меня на коне”… Это он только успел сказать и больше ничего. Сейчас же Бат Сахаруни, воспитатель царя Вараздата, вытащив меч, висевший на бедре, вонзил в горло полководцу Мушегу и тут же отрезал ему голову. Тело его взяли и отвезли в его селение.

Глава XXXVI
О нелепых представлениях у семьи Мушега и других людей.

И когда тело спарапета Мушега понесли в его дом, к его семье, то родственники его не верили его смерти, хотя и видели голову, отрезанную от туловища. Они говорили: “Он бесчисленное множество раз бывал в боях, и ни одной раны не получил, ни одна стрела не попадала в него, и никаким другим оружием он не был ранен”. Другие же надеялись, что он воскреснет и потому приставили голову к туловищу, пришили и поместили на кровле одной башни. Они говорили: “Так как (Мушег) был муж храбрый, то арлезы[12] сойдут и воскресят его”. Поставили стражу и ждали его воскресения, пока, наконец, разложился труп его. После того снесли его с той башни, оплакали и погребли, как надлежало. [183]

Глава XXXVII
О возвращении Манвела из персидского плена, мщении за Мушега, изгнании из армянской страны царя Вараздата и о захвате им армянской страны в свои руки.

А царь Вараздат должность полководца и спарапета поручил Бату, нахапету рода Сахаруни, который был его воспитателем, ложно оклеветавшим и убившим Мушега. Он стал вместо Мушега полководцем и спарапетом всех армян. Нахапетом же и танутэром рода Мамиконянов царь назначил Ваче из того же рода Мамиконянов.
В это время вернулись из персидского плена два брата из рода Мамиконянов, которых увел в плен царь Шапух; имя одного было Манвел, другого — Комс. Ибо в это время персидский царь, который был из рода Сасанидов, вел войну с великим царем кушанов, который был Аршакуни и сидел в городе Балхе. И когда персидские войска шли войною на кушанов, то персидский царь Шапух со своими войсками послал и тех мужей, которых привел в плен из Армении. С ними пошел и Манвел со своим братом Комсом. Когда во время сражения войска обеих сторон столкнулись друг с другом, персидское войско потерпело поражение от войск кушанов и, получив жестокие удары, обратилось в бегство. (Кушаны), настигнув войско персов, никого из них не оставили в живых, даже одного живого человека не осталось, чтобы весть принести. Но Манвел, сын Арташена, из рода Мамиконянов, и брат его Комс, совершив величайшие подвиги храбрости в том же сражении, спасли свою жизнь, и из персидских войск только эти двое пришли пешком и дошли до персидского царя целыми и невредимыми, совершив много подвигов.
Но персидский царь очень был огорчен тем, что войска его были перебиты; он еще больше обозлился и рассвирепел, когда увидел, что из всех его войск только они уцелели и пришли. Рассердившись на них, обругав, он прогнал их из пределов своей страны и отпустил их в их страну.
И они пустились в путь, направив стопы свои к своей стране. Оба брата шли пешком, оба они были огромных размеров, крепкого сложения, как великаны. В пути Манвел не [184] мог итти пешком, ибо у него болели ноги. Тогда его брат Комс взвалил его себе на спину и понес этого невероятно огромного человека, делая по десяти фарсахов[13] (в день), пока не доставил его в армянскую страну. Когда Манвел со своим братом Комсом прибыл в армянскую страну и когда их увидел Ваче, который до их прибытия был нахапетом (Мамиконянов), то он вручил ему (Манвелу) свой княжеский патив, полученный от царя Вараздата, потому что тот был старшим в роде. Таким образом Манвел получил патив танутэра и нахапета своего рода, а Ваче стал вторым.
Добившись славы своего владычества, Манвел прежде всего без приказа царя Вараздата захватил власть полководца и спарапета. То, что искони принадлежало его предкам и что царь Вараздат (отняв у них) пожаловал своему воспитателю Бату, эту власть Манвел вернул себе.
А после того армянский спарапет Манвел послал посланца к царю Вараздату и сказал: “Мы всем родом с древних времен верою служили вам, Аршакуни, жизнью жертвовали нашей для вас, жили и умирали для вас; все наши предки первыми умирали в войнах ради вас; Васак, отец Мушега, погиб ради царя Аршака; мы всегда старались и мучились ради царствования вашего рода. И вот, вместо того, чтобы вознаградить нас за наши заслуги, вы, Аршакуни, перебили тех, кто не погиб от врагов и остался жив. Вот храбрый муж, мой брат Мушег, который с детства посвятил жизнь свою вам, перебил ваших врагов, а других прогнал, которого враги не смогли убить, ты его схватил и задушил, когда он сидел за столом. Но ты и не Аршакуни, а родился от блуда, потому и не узнал радетелей за Аршакуни. Мы даже не слуги вам, а товарищи вам и выше вас, ибо наши предки были царями страны ченов и вследствие возникших между братьями раздоров, дабы не было большого кровопролития, мы удалились оттуда, и для того, чтобы обрести мирный покой приехали и обосновались (тут)[14]. Первые цари Аршакуни знали, кто мы и откуда мы; но ты, так как не Аршакуни, то уйди из этой страны, чтобы не погибнуть от моей руки”.
А царь Вараздат послал посланца с ответом и сказал: “Если я не Аршакуни, то как возложил на себя венец моих [185] предков Аршакуни и овладел страной моих предшественников, л отомстил за дядю своего Папа брату твоему злодею Мушегу? Но что ты не из этой страны, это ты сам сказал, что мы из страны ченов, там были царского происхождения и сюда прибыли как чужестранцы. Значит, не обрекай себя на смерть подобно брату твоему (Мушегу). Я по своему добронравию отпускаю тебя, соберись и уезжай в страну ченов, живи там в своей стране и царствуй в твоей стране. Если же не захочешь уехать, то умрешь от моей руки, как и Мушег умер”.
После того, как много раз посланцы успели поехать и приехать и с каждым разом оскорбительнее становились речи,
которыми они обменивались, тогда они (Вараздат и Манвел) назначили время для взаимной встречи в бою. В назначенный час они сошлись и вступили в бой друг с другом. Царь Вараздат со своим войском прибыл на место сражения в хорошем вооружении и боевой готовности. И спарапет Манвел еще в большей готовности. Он прибыл со своим отрядом туда же, и на Каринском поле отряды обеих сторон столкнулись.
Царь Вараздат и спарапет Манвел с копьями в руках выступили друг против друга соперниками. Когда царь Вараздат при выступлении поднял глаза, посмотрел на спарапета Манвел а и увидел величину его роста, красоту его фигуры, крепкое его сложение, его железные крепкоскованные неуязвимые доспехи с ног до головы, сильного коня и несокрушимые конские доспехи, то в мыслях он сравнивал его с высокой неприступной горой. Но, видя смерть перед глазами, он напал, ибо другой надежды на спасение не имел. Но так как царь Вараздат был молод и не очень сведущ, в бою, то, увидев его (Манвела) в таком виде, подумал, что копье не может пробить броню его (доспехов), поэтому он что было силы в руке ударил копьем в рот полководцу Манвелу, а Манвел схватил за древко копье; оторвав от него острие, он выдернул через щеку и выбил себе много зубов, самое же копье он вырвал из рук царя.
И царь Вараздат обратился в бегство перед полководцем
Манвелом, а Манвел, настигнув его, держа в руке острие, древком копья бил по черепу царя Вараздата и так гнал его четыре аспареза[15]. Сейчас же наехали сыновья Манвела Амаяк и [186] Арташес, с копьями в руках, с намерением убить царя. Манвел же закричал вслед своим сыновьям: “Ой, не будьте цареубийцами!” Они, услышав голос своего отца, сейчас же поспешно отъехали от царя. В этот день царский отряд потерпел поражение от отряда Манвела. Не мало убитых лежало на поле; много было пронзенных, изувеченных, раненых, многие нахарары были убиты, и многие бежали от погони.
Покуда отряд Манвела преследовал бегущих, один сепух[16] из рода Мамиконянов по имени Амазаспян проходил мимо лежавших трупов и проколотых раненых. Среди них находился Гарегин, владетель гавара Рштуник, который лежал на земле, но был жив, цел и невредим. Этот Гарегин раньше был зятем Амазаспяна, женат был на его сестре Амазаспуи. Он, в бытность царя Шапуха в армянской стране, оставил свою жену и бежал. Затем персы увели эту Амазаспуи в гавар Тосп, в город Ван, и там повесили на высокой башне, стоящей на скале, и таким образом убили ее.
А в тот день, когда Гарегин лежал вместе с другими павшими, его шурин Амазаспян[17] проезжал мимо него. Гарегин окликнул его: “Господин Амазаспян, мне тоже помоги, прикажи привести коня, чтобы я мог сесть верхом”. Амазаспян спросил: “Кто ты таков?” Он сказал: “Я Гарегин Рштуни”. Амазаспян приказал сопровождавшим его щитоносцам: “Слезайте, положите щиты на него и охраняйте”. Сам он проехал дальше, а щитоносцы слезли с лошадей, положили щиты на него и, став, охраняли, как было приказано.
В это время подъехал некто, по имени Данун, один из командиров[18] полка щитоносцев из войска Манвела; он увидел, что щитоносцы, спешившись, охраняют Гарегина. Спросил: “Кто он такой и почему вы, спешились и стоите тут?” Они сказали: “Это Гарегин, владетель Рштуникский, и нам Амазаспян приказал спешиться и охранять его”. Данун страшно рассердился, взбесившись от возмущения, он сказал: “Быть может Амазаспян опять хочет сделать его своим зятем и выдать за него замуж сестру свою Амазаспуи, поэтому пощадил его, приказал охранять”. И тут же, откинув ногу, он слез с коня, вытащил меч, подошел к нему, разрубил его на куски, убил и разбросал. [187]
А другие войска еще возвращались с битвы со многими захваченными в плен. Схватили также Бата, наушника царя Вараздата и убийцу Мушега, и его сына, которых привели к Манвелу, также схватили и привели к Манвелу и всех тех, кто способствовал делу (убийства Мушега). И спарапет Манвел учинил жестокий суд над нечестивым Батом. Но приказал сперва зарезать на его глазах его сына и потом обезглавить его самого; других тоже перебил таким же образом. А царя Вараздата изгнали из пределов армянской страны. Он уехал в греческую страну, там жил, там и умер.
А армянский полководец спарапет Манвел покорил страну, всех армянских вельмож и нахараров собрал к себе, сам сделался их вождем и главой и держал в своих руках власть. Стране давал приказы вместо царя и держал страну в благоустройстве. И жену царя Папа — царицу Зармандухт, и его сыновей Аршакуни он содержал по-царски и вывозил с почестями. Весьма мудро и весьма успешно он управлял армянской страной, сколько времени был жив. Имена юношей Аршакуни были: старшего — Аршак, младшего — Вагаршак. Спарапет Манвел их воспитывал как своих питомцев и их матери Зармандухт оказывал величайшие почести, как царице.
Но когда Манвел увидел, что все, что он делает, противоречит приказаниям греческого царя, то подумал, что надо иметь в ком-нибудь поддержку себе, поэтому, посоветовавшись с царицей, они вместе решили искать поддержки у персидского царя.

Глава XXXVIII
О том, как армянский спарапет Манвел вместе со всей армянской страной протянул руку персидскому царю и вначале привел марзпаном и правителем армянской страны Сурена, назначенного персидским царем, и получил величайшие награды от него, и о том, как потом вследствие ухищрений Меружана Арцруни возникло восстание и произошли войны.

После этого армянская царица Зармандухт и спарапет Манвел послали к персидскому царю Гарджуйла Малхаза со многими другими армянскими нахарарами с грамотами, [188] дарами и подарками (обещая) протянуть ему руку, подчиниться ему и верно служить ему и отдать ему армянскую страну. Гарджуйл и сопровождавшие его приехали ко двору персидского царя, поднесли грамоты царицы и армянского спарапета и передали заявление о покорности. Персидский царь, увидев их, принял их с большою радостью, почтил большими почестями и пожаловал Гарджуйлу большие награды.
(Царь) вместе с ним послал в армянскую страну перса Сурена, одного из своих знатных нахараров, и с ним десять тысяч хороню вооруженной конницы, (приказав) Сурену поехать в армянскую страну в подмогу спарапету Манвелу, чтобы защитить от врагов царицу 3армандухт. И послал пер-сидский царь через Сурена короны и мантию и царское знамя для царицы Зармандухт, и короны для обоих юношей, сыновей ее — Аршака и Вагаршака. Также и для спарапета Манвела он послал царскую мантию, соболь и головной патив гаргманак[19] из золота и серебра и к головному пативу прикрепленные к маковке позади орла повязки короны, связанные в виде банта ашхараванд[20] и нагрудный патив апизак[21], который носят цари, также ярко красный шатер с изображением орла на шатре, большие занавесы и пологи небесно-голубого цвета. Он послал также золотой столовый сервиз спарапету Манвелу и лично от себя дал большую власть над армянской страной.
И Гарджуйл Хорхоруни прибыл в армянскую страну, приведя с собою перса Сурена с десятью тысячами войска. Привезли подарки для царицы и ее детей, как и для спарапета Манвела. Привезли также подарки для всех вельмож, для всех армянских танутэров и знатных людей. И когда царица Зармандухт и армянский полководец спарапет Манвел видели эту любовь и почет, оказанные персидским царем, с большою радостью и почетом приняли Сурена. Армянскую страну передали в руки Сурена и подчинились приказаниям персидского царя; установили, чтобы армянская страна давала персидскому царю дань, подарки и подношения. Также назначили марз-пану Сурену доходы, жалование и жизненные припасы, равно как и для десяти тысяч корм и пищу, сколько было нужно. И с искренним сердцем они почитали персидского царя опорой себе ж своим государем и находились на службе у него. Армянскую [189] страну часто навещали послы персидского царя; и (страна) свидетельствовала свою привязанность и верность царю, и часто царь посылал подарки царице Зармандухт и армянскому полководцу Манвелу, и Манвел стал близок и любезен персидскому царю, который его очень прославил и возвысил.
А Меружан Арцруни, когда увидел всю эту славу и почести, которыми персидский царь окружил Манвела, — ибо он почтил его как брата, или как сына, — то очень позавидовал славе Манвела и искал только средства, чтобы уронить его в глазах персидского царя, чтобы вместо него самому сделаться любимцем. Когда же никакого средства он не сумел найти и не сумел при помощи коварства втереться к персам, то он сам про себя выдумал злокозненное средство и намерение свое осуществил при помощи лицемерия. Он возложил надежду свою на наивность полководца Манвела, поэтому стал (показной) преданностью выпытывать его намерение, (показной) близостью задабривать его и выказывать заботу и попечение о нем. Затем он пришел и сообщил ему свое лживое измышление: “Знай, о Манвел, что от персидского царя прибыл посол, привезли Сурепу приказ, касающийся тебя, чтобы тебя схватить и связать, или тут же убить, или же, заковав ноги и шею в цепи, с большими предосторожностями доставить к персидскому царю. Теперь ты знаешь, подумай, что тебе делать”. Услышав это, Манвел крайне изумился: “Я против персов никакого преступления не совершал, — говорил он, — так почему же он так должен поступить с нами”. А Меружан сказал Манвелу: “Я проверил и удостоверился, что это правда, и вследствие большой моей любви и заботы о тебе тайно сообщил тебе эту весть”.
И когда Манвел поверил словам Меружана и убедился в верности того, что он слышал, то собрал к себе много войска армянский полководец Манвел и организовал отряд. И в то время, когда Сурен со своим войском мирно сидел в лагере, спокойно, без подозрений, без забот, с невозмутимым спокойствием, когда не было и намека на коварство и измену, как лживо сообщил злокозненный Меружан, армянский полководец Манвел внезапно неожиданно нагрянул и напал на лагерь Сурена и перебил целиком десять тысяч персов. А марзпана Сурена отпустил на одном коне, даровав ему жизнь. Сурен [190] удивился этому, почему де он так поступил, и Манвел сказал Сурену: “Любя тебя как друга, я отпускаю тебя целым и невредимым, иди своей дорогой, но я больше не попаду в ловушку к персам”.
Сам же Манвел приготовил войска, организовал отряды, ибо знал, что вызвал большую вражду и гнев персидского царя. С тех пор армянский полководец Манвел со всем войском вывозил царицу Зармандухт, жену царя Папа, как царя, как главу (над собою), а сам вел войны повсюду ради благоденствия страны против врагов и против своих соседей, которые были вокруг них, в особенности же против персидских войск во все дни своей жизни. А Меружан опять поехал к персидскому царю, чтобы оклеветать Манвела.

Глава XXXIX
О Гуманде Шапухе, который был послан персидским царем воевать с армянами и вместе со своими войсками был разбит и уничтожен Манвелом.

Тогда персидский царь послал на Армению Гуманда с сорока восьмью тысячами войска, чтобы он напал и разорил страну. Они прибыли к границе Армении со стороны Атрпатакана. Услышав это, армянский полководец Манвел собрал свое войско, сколько мог набрать в то смутное время, двадцать тысяч человек и поспешно выступил против (персидского) войска, предал мечу все персидское войско, убил также Гуманда и вернулся, одержав большую победу.

Глава XL
О Варазе, о том как он был послан персидским царем и как был разбит и уничтожен Манвелом подобно первому.

После этого один из полководцев персидского царя по имени Вараз прибыл в армянскую страну со ста восьмьюдесятью тысячами войска воевать со спарапетом Манвелом и со всем армянским войском. Тогда армянский полководец спарапет Манвел организовал и подготовил десять тысяч хорошо вооруженных конных и пошел воевать с Варазом. Он [191] разбил, перебил и истребил их и Вараза тоже убил, взял большую добычу — оружие и украшения войск и вернулся с миром.

Глава XLI
О Мркане, которого персидский царь опять послал с большим войском на армянскую страну и на Манвела и был разбит и уничтожен Манвелом, подобно предыдущим.

После всего этого персидский царь послал на армянскую страну Мркана с четырьмястами тысяч войска. Он с многочисленным своим войском прибыл в армянскую страну и, заняв часть страны, стал лагерем на равнине Артандан. Манвел ночью напал на его лагерь и там же в укрепленном лагере всех предал мечу, убил также Мркана, много взял добычи у них и никого в живых не оставил.

Главa XLII
О мире, продолжавшемся семь лет.

После этого в продолжение семи лет персы более не вторгались в пределы Армении, и страна умиротворилась. И собрались к полководцу Манвелу рассеявшиеся по стране люди, съехались, сплотились и зажили беззаботно; а армянский полководец Манвел предводительствовал над ними. Потом приехали к полководцу Манвелу оставшиеся из Сюникского рода трое юношей, которые спаслись от персидской резни и из которых одного звали Бабиком, другого Самом, а третьего Вагинаком. Армянский полководец Манвел принял их, помог им, послал их в их страну. Вабика назначил владетелем этой страны и двух остальных тоже соответственно их чину, и Бабик стал его соратником на всю его жизнь. Армянский спарапет Манвел назначил также во всех гаварах нахапетов и тэров (владетелей) гаваров и мирно управлял всеми. И вся армянская страна жила в мире под покровительством Манвела, покуда он был жив. Все люди в армянской стране в довольстве проводили свои дни: ели, пили, веселились эти семь лет господства Манвела, до раздела армянской страны и до распада царства. [192]

Глава XLIII
О Меружане Арцруни, который пошел с войсками на Манвела и был убит им.

А Меружан Арцруни давно уже, еще во дни царя Аршака, восстал против армянского царя, добровольно протянул руку персидскому царю, принял религию маздеизма и отступился, от христианской веры. Он много раз водил персидские войска, много бедствий причинил армянской стране и еще находился при персидском царе. Вот этот Меружан подстрекнул персидского царя и, взяв у него много войска, пришел в армянскую страну. Он очень бахвалился перед персидским царем, что либо поймает Манвела и связанным приведет к персидскому царю, либо же отрежет ему голову и доставит персидскому царю.
Он прибыл со всем множеством персидского войска в армянскую страну, оставил персидское войско в лагере в гаваре Корчайк, а сам со своим собственным отрядом, состоявшим из головорезов, отделился от арийского войска. Он намеревался тайком внезапно напасть на Манвела и стяжать себе имя; он хотел сам один обделать это дело, лично завершить военный подвиг и тем заслужить себе славу. С этой целью он так сказал полководцам арийского войска: “Я сначала пойду поразведаю, сказал, а потом поведу вас на них, так будет легче захватить их в наши руки”.
И сам он со своим отрядом двинулся и прибыл в гавар Ког и, остановившись там, послал лазутчиков в лагерь Манвела. Лазутчики разведали и узнали, что лагерь Манвела находится в гаваре Багреванд, в аване Багаван, около развалин города Зарехаванда. Лазутчики разведали лагерь Манвела, узнали, где находится табун войсковых лошадей и донесли об этом ему (Меружану). Он задумал отбить войсковой табун. Увлекшись этой мыслью, он весело и хвастливо говорил войскам: “Завтра в этот час Манвел будет мною охвачен, связан и повергнут на землю, и на его глазах жена его Вардануш будет обесчещена”. И он выступил, чтобы спешно выполнить свой замысел.
Дорога, по которой двигался отряд, лежала через горы, [193] которые местные жители называют Елджерк (Рога). Когда Меружан со своим отрядом проезжал по этой дороге, ему встретились путники. Меружан спросил их: “Через какие места лежит дорога на Багреванд?” Путники ответили: “Через Рога”[22]. Меружан очень растерялся и опечалился от этих слов и приказал схватить путников и жестоко побить. Сам же, поехав по этой дороге, стал ворожить, испытывать счастье, бросал жребий, но при этом колдовстве ничто не сулило ему удачи, на которую он рассчитывал.
Поэтому в страшном гневе он с лазутчиками отправился туда, где был табун, чтобы захватить лошадей. Но когда они прибыли туда, то табуна лошадей там не нашли. Ибо бог послал удачу армянскому отряду тем, что спарапет Манвел велел всему армянскому отряду в этот час выехать на охоту; поэтому табун лошадей был пригнан на село, и вот уже собрались было люди сесть верхом, как прискакал печальный вестник к армянскому полководцу Манвелу и сказал: “Остерегайся, Меружан Арцруни с большим войском идет на тебя”.
Согласно этому сообщению весь отряд армянского войска и спарапет Манвел приготовились, пошли на поклонение святым мощам Иоанна (Крестителя), находившимся в том же селении, дали обет, помолились богу, призвали судью праведного в помощь себе, чтобы он не оставил их своею помощью. Выступив оттуда, они отправили для безопасности царицу Аршакуни с двумя ее сыновьями Аршаком и Вагаршаком, также и своих жен с ними в укрепленное место на большой горе по названию Вараз. Манвел приказал юному Артавазду, сыну Ваче, поехать с женщинами, а тот воспротивился, не согласился. Он был еще в отроческом возрасте и по армянскому обычаю, как поступали с детьми, голова отрока Артавазда была обрита, и оставлены были только хохолок и коса. Когда он не согласился поехать с женщинами, Манвел поднял плеть и стал стегать Артавазда по голой голове, запретив ему вследствие малолетства итти в бой. А он (Артавазд) для отвода глав поехал с (женщинами), но потом вооружился, приготовился, чтобы принять участие в бою.
Отослав царицу со всей прислугой в неприступное место, сами они вооружились, подготовились к бою и собрались [194] вместе. С раскрытыми значками и развернутыми знаменами выступил он из авана (Багаван) на запад, и тут-то им навстречу вышел нагрянувший на них Меружан со своим войском. Преступный злодей Меружан роздал многим лицам оружие свое и украшения и знаки своего шлема, и многим в своем отряде он придал свою внешность, а сам своих знаков на себе не имел. Манвел со своим войском, завидев отряд, словно как лев, как вепрь, набросился на них, врезался в их отряд, обращая внимание на тех, кто имел на себе знаки Меружана. Многим врагам, на которых были знаки Меружана, они сносили головы, считая, что убивают Меружана, а потом видели, что это не он.
Тогда спарапет Манвел поговорил с соратником своим Вабиком и сказал: “Видишь, как нас обманывает этот колдун Меружан? Но раньше в мирное время я много раз бывал с ним, и знаю одну его примету, а именно, когда он садился на коня, то бедра его до колен плотно не касались (коня), а отставали от коня. Давай последим вдвоем за этой приметой, быть может сумеем опознать этого ловкого колдуна”.
И оба они, проследив, заметили и опознали Меружана по этой примете, хотя он и изменил свою внешность и не имел на себе своих знаков. Тогда крикнул Манвел, вызвал вперед Меружана и сказал: “Ах ты, колдун, до коих же пор ты будешь обманывать нас и заставлять убивать других вместо тебя. Мы, наконец, узнали тебя, что ты именно стоишь вот там, и сегодня нет тебе спасения от нас, ибо бог обрушил сегодня на твою голову твои злодейства и предал тебя в наши руки”. Меружан, услышав это, сейчас же, подняв копье, выступил вперед и стал против Манвела. Но так как оба они были крупного сложения, то когда бились на копьях оба вышибли друг друга и упали с коней. Тотчас же соратник Манвела Бабик, владетель Сюник-ского гавара, подъехал и, пронзив копьем (Меружана) в бок, пригвоздил его к земле, и он больше встать не мог. А спарапета Манвела его конюхи подняли и посадили на коня. Голову Меружана отрезали и все (его) войска, увидев, что Меружан умер, обратились в бегство. А отсюда отряд Манвела, воодушевившись, напал на войско Меружана; разгромили, перебили, живого человека не оставили. [195]
Юный же Артавазд тайком от Манвела участвовал в бою. Вооружившись тайком от отряда Манвела, отправился он на берег реки Евфрат и перебил там множество вооруженных людей из отряда Меружана. А один из них, имевший на себе знаки Меружана, увидев Артавазда, презрительно усмехнулся бойкому безбородому юноше с красивым лицом. Затем он, намотав знак на копье, напал на него (Артавазда). А тот из всех сил пустил стрелу в него, и стрела, пройдя насквозь через тело, упала на землю. Затем, взяв копье, он бросился за бегущими и поражал мечом войска Меружана. Больше всех перебил (народу) юноша Артавазд, сын Ваче, и вернулся, стяжав большое имя и большую добычу, оставленную вражескими войсками.
Но в этот день произошла великая невознаградимая утрата, ибо конь Ваче, второго брата Манвела, опрокинул его через голову и убил. Так же конь Гарджуйла Малхаза понес его и убил, ибо оба они ехали на невыезженных норовистых конях.
А Манвел вернулся и поехал в лагерь царицы. Он повез с собою также голову Меружана. Но Самвел, сын Вагана, не был с Манвелом, ибо он вернулся в лагерь. Когда женщины, бывшие в лагере Манвела, увидели голову Меружана, то подняли вопль и крик, думая, что это голова Самвела, сына Вагана, ибо оба они — Мёружан и Самвел — были похожи друг на друга. Но потом они пригляделись к голове Меружана, с которой свисала коса, узнали, что это голова не Самвела, а Меружана Арцруни. Но они сказали: “Все же и он был нам братом”[23]. Затем принесли в лагерь тело Ваче, отца Артавазда, также и тело Гарджуйла Ма[л]хаза Хорхоруни. Совершили большой траурный обряд и оплакали их.
Принесли также человека со знаками Меружана, которого убил стрелою Артавазд. Когда это увидели, то все поразились, ибо стрела прошла насквозь через все тело. Это обстоятельство спасло (Артавазда) от смерти[24].
А те персидские войска, которые Меружан оставил в гаваре Корчайк, когда услышали, что Меружан убит, и отряд его уничтожен, сами тоже бежали в персидскую страну, и в армянской стране установился продолжительный мир. [196]

Глава ХLIV
О том, как спарапет Манвел поставил на царство юношу Аршака и потом сам умер.

Совершив все эти дела полководец спарапет Манвел вместе с царицей Аршакуни и двумя юношами Аршаком и Вагаршаком, со всем армянским войском, с великими вельможами и нахарарами отправился и прибыл в гавар Карин, и все танутеры с ним. И спарапет Манвел отдал свою дочь Вардандухт в жены юноше Аршаку Аршакуни и сделал его своим зятем. Также он сыграл свадьбу для брата его Вагаршака и отдал ему в жены дочь аспета Багратуни из гавара Спер, а эти Багратуни искони были .венценалагателями царей рода Аршакуни. Очень торжественно была отпразднована свадьба, и было великое ликование и радость в армянской стране. Затем, опять собрав в одно место людей армянской страны, (Манвел) возвел на престол армянской страны юношу Аршака, а Вагаршака назначил вторым к нему. И это вызвало большую радость и ликование во всей армянской стране.
После этого полководец спарапет Манвел заболел смертельной болезнью. Он призвал своего сына Арташира, передал ему свою власть танутэра и свою должность полководца- спарапета. Приказал ему быть послушным и покорным царю Аршаку, быть верным, стараться и работать, воевать за армянскую страну. “С радостью прими смерть за страну, подобно твоим храбрым предкам. Ибо, — сказал он, — это справедливое и угодное богу дело, и если так будете поступать, бог не оставит вас. На земле оставьте имя храброго, а справедливость свою посвятите небу. Не бойтесь вовсе смерти, а уповайте на того, кто создал все и утвердил. Держитесь вдали от коварства, порока и зла, и чистым сердцем и верностью служите господу богу. Смело умирайте за благочестивую страну, ибо это и есть смерть за бога, за его церкви и за верующих, за прирожденных государей этой страны — за Аршакуни”. После этого он написал грамоту греческому царю и поручил его покровительству армянскую страну и царя Аршака.
Затем, когда все собрались вокруг него и он лежал больным в постели, были тут царь Аршак, и Вардандухт — жена [197] царя, и все армянские старейшины, вельможи и нахарары, вообще все знатные люди, мужчины и женщины, то Манвел перед всеми ними открыл все свои члены, обнажил себя и показал свое тело, “а котором не было живого места, размерами хотя бы с монету, а все оно покрыто было ранами, полученными в боях, так что числом больше пятидесяти шрамов от ран, было даже на детородном органе, который он обнажил и показал всем. И он заплакал и сказал: “С детства я рос в войнах, мужественно относился ко всем ранам, которые получал, почему же не привелось мне умереть в бою, и я умираю как скотина. Как бы было хорошо, если б я умер на войне за страну, за то, чтобы не попирались церкви и верующие в бога. Как бы было хорошо, если б мне было суждено умереть за прирожденных государей нашей страны, за Аршакуни, за жен и детей, за благочестивых людей, братьев, товарищей и близких друзей. Я очень смело вел себя (в боях), и все же мне было суждено умереть худшей смертью — лежа в постели”.
Это и много такого сказал он в присутствии царя Аршака и всех. Он обратился с просьбой к царю Аршаку и сказал: “Я жил под богом как ревностный христианин. Не устраивайте по мне безутешного плача и стенаний подобно язычникам. Ибо не надо оплакивать тех, кто надеется вновь воскреснуть и вернуться к жизни при (втором) пришествии Христа; я до сих пор жил в уповании и страхе божьем, и вы не отступайте от заповедей господних, пекитесь о справедливости и еще больше о милосердии. Ибо великий патриарх Нерсес это проповеды-вал нам всегда и сам при жизни так поступал; что сам делал, то и других учил делать; он оказывал милосердие бедным, бездомным, пленным, покинутым, чужестранцам, странникам, и он говорил: “Нет ничего более значительного и почетного перед богом, как милостыня и подаяние”. И плач и стенания над мертвыми он считал тяжким грехом, и при жизни своей упразднил этот обычай в армянской стране, и в его дни никто не осмеливался плакать и стенать, а после его смерти безумные люди осмеливались это делать. Но надо мною пусть никто не плачет, и да будет грех на его душе, если кто это сделает. Но я не имею права после своей смерти запрещать кому-нибудь делать, что я не желаю, но кто меня любит, пусть в [198] память обо мне так поступит. Не бойтесь смерти на войне, где я не умер, ибо ничего без бога не случается”.
Это и много такого он говорил, роздал несметные сокровища бедным и нуждающимся, и это делал своими руками; большую долю своего имущества он отдал церквам и часовням, много сокровищ отдал старшим служителям церкви, потом сам умер.
Но когда умер великий спарапет Манвел, никто не обратил внимания на его приказание относительно плача, а все люди армянской страны, все азаты и шинаканы плакали, стенали, оплакивали горько. Ибо каждый человек оплакивал его как своего отца за ласковость, человеколюбие, кротость, заботливую благотворительность, оплакивали достопамятного строителя страны, Манвела. Все, раскрыв уста, вздыхали о нем, все горько рыдали по своем храбром полководце, своем спасителе, своем победоносном, именитом и многостяжавшем (спарапете), который ушел и разлучился с ними.


К ОГЛАВЛЕНИЮ


[1] Глак Мардпет — в тексте всюду Длак, мы переправили в «Глак» и находим, что это лицо идентично с евнухом армянского царя, упоминаемым Аммианом Марцелином.
[2] Балх — обычная форма Бахл, назывался также Бахл Аравотин, или по-пехлевийски Бахли-Бамик — восточный Бахл. Это — древнейший город в Бактрии, в долине реки Оксус (Аму Дарьи), между горами Парапамис и Тянь-Шань. Упоминается уже в клинописной надписи Дария Гистаспа в VI в. до н. э. Родина Зороастра, столица Кира, а впоследствии кушанов. Ныне в развалинах. Недалеко от этого места, в пределах Афганистана, построен новый город того же названия (Ст. Малхасянц).
[3] Армянского слово неркини обычно переводится словом евнух, неркинапет — главный евнух. Однако следует заметить, что у того же Фавстоса (кн. VI, гл.5) слово неркини употребляется в смысле «советник по внутренним делам», «ближний советник». Зорт, в отношении которого употреблено это слово, конечно, как епископ не мог быть евнухом, ибо это не допускалось правилами церкви (Ст. Малхасянц).
[4] Гусан — см. прим. 29.
[5] Амич — слово, встречающееся в литературе два только раза (у Егише и у Фавстоса). Точное значение неизвестно. Вероятно, это лакомое блюдо, приготовленное из дичи.
[6] Древнее название этой обширной области было Атрпатакан, как пишут многие армянские авторы, согласно пехлевийской форме Aturpatakan. Новее формы Атрпайтакан и ныне употребляемая Адербейджан. В приведенной Фавстосом форме «атрпатчацн» уже виден переход звука к в дж (Ст. Малхасянц).
[7] Из этого места мы узнаем, что в стране Каспк (Каспиана античных авторов) и в этот период жило упоминаемое Страбоном племя парсиев или паррасиев (С. Т. Еремян).
[8] В подлиннике стоит слово кодинт, происхождение и значение которого неизвестно. Единственный раз слово это употреблено здесь. Одни полагают, что оно означает стакан, другие — напиток. Мы предположительно перевели словом напиток, поскольку речь тут идет о вине (Ст. Малхасянц).
[9] Тюраке — обычно пишется териаке, греческое слово, означающее противоядие, которое изобрел понтийской царь Митридат Великий. Из описания болезни «посиневшее место около сердца величиною с хлебец» и то, что кровь комьями вытекала из горла, видно, что в легких католикоса Нерсеса лопнула артерия, вследствие чего он истек кровью и умер. Смерть его последовала не от отравы, и Пап напрасно обвинялся в отравлении Нерсеса. Быть может обвинение это возникло из вражды к Папу, за то, что он после смерти Нерсеса уничтожил основанные им благотворительные учреждения и урезал права и доходы духовного сословия, отняв большую часть их земель.
[10] Еще с древнейших времен был заведен обычай, по которому крестьяне делали приношения монастырям продуктами своего хозяйства. Для сбора этих приношений монастыри посылали в деревни специальных людей при сборе урожая. Эти «добровольные» приношения превратились в церковную повинность, называвшуюся «птуг» или позже «птхи», которая существовала до начала настоящего столетия и составляла значительную часть доходов монастырей.
[11] Пандур и вин — оба слова иностранные. Вин имеет восточное происхождение (no-санкритски вина), а пандир — малоазийское, откуда оно проникло в Грецию и другие места (от основной формы пандура). Оба — струнные музыкальные инструменты, но чем отличались друг от друга — неизвестно (Ст. Малхасянц). Мы перевели «кифара» и «арфа», как предложил в свое время Н. Эмин.
[12] Арлезы или аралезы. Об аралезах, кроме Фавстоса, упоминают М. Хоренский, Езник, Себеос и другие. Из этих указаний видно, что языческие армяне верили в существование добрых псоглавых духов — аралезов, содействовавших воскресению павших в бою за своего родину.
«Ни Фавстос, ни М. Хоренский не говорят — в каком виде представляли себе аралеза древние их соотечественники. Из их слов мы узнаем, что аралезы пребывали в воздушном пространстве, ибо сходили сверху; следовательно, они — не подземные духи. Один только Езник в своем сочинении («Опровержение лжеучений»), говоря об аралезе, производит его от собаки. Несмотря на неопределенность этой характеристики, мы из нее все-таки можем заключить, что древние армяне изображали его с собачьей головой…»
«Верование в воскресение убитых в бою через посредство богов-аралезов существовало в Армении долго спустя после введения христианства».
Об этом же веровании еще в глубокой древности свидетельствует приводимый М. Хоренским (1, 15) рассказ об Аре Прекрасном, который приводим в изложении Н. Эмина.
«Войнолюбивая ассирийская царица Семирамида, говорит историк, прельщенная молвою о красоте Ары, отправляет к нему послов и предлагает ему руку свою и престол. Ара с презрением отвергает предложение любострастной царицы, которая, оскорбленная отказом Ары, собирает войско и нападает на Армению в надежде покорить ее и взять в полон Ару. Но последний встречает ее с оружием в руках и, защищая свое государство, падает от руки неприятеля во время жаркой сечи Семирамида, узнав о его смерти, отправляет людей на поле сражения отыскать тело убитого между павшими. Труп его, отысканный таким образом между павшими героями, представлен царице, которая приказывает выставить его в верхней светлице дворца. Между тем армяне, несмотря на смерть любимого своего вождя, не признают над собою власти ассирийской завоевательницы, которая, желая привлечь к себе сердца их, распускает слух в народе, что она «приказала богам лизать раны Ары и что поэтому он оживет».
Платон в конце своей Республики приводит любопытный и знаменательный миф об Эре-армянине. Греческий философ в конце упомянутого своего сочинения, говоря о воздаяниях, ожидающих человека за гробом, и о бессметрии души, заключает высокое свое учение величественным мифом об Эре-армянине. Приступая к изложению этого мифа, Платон старается прежде всего поставить его в выгодном свете и потому говорит: «То, что он намерен приводить, не есть рассказ об Алкиное, но о человеке мужественном — Эре-армянине». Затем приступает к самому мифу: Эр был убит в сражении; десять дней спустя, когда стали собирать обезображенные уже трупы вместе с ним павших, нашли тело его (Эра) целым и неповрежденным. Понесли его к нему на дом, дабы совершить над ним погребальный обряд. На двенадцатый день, когда он еще лежал на костре, ожил и рассказал «все, что видел на том свете» (Н. Эмин «Иссл. и статьи», 1-6 и 42 — 45).
[13] Фарсах, персид. фрасанг, пехл. фрасах (латинск. парасанга) — мера
длины, равная 5250 метрам. Таким образом, согласно этому преданию. Комс, неся на себе огромного Манвела, проходил по 52,5 километра в день.
[14] О происхождении Мамиконянов, кроме Фавстоса, пишут также М. Хоренский, Себеос и позднейшие историки. Расходясь в подробностях, все они согласны в том, что Мамиконяны происходят из страны ченов, что их было два — благородного происхождения, которые вследствие внутренних смут бежали в Персию, а оттуда были высланы в Армению. Это имело место во время Хосрова Великого, а по М. Хоренскому — при сыне его Трдате (Ст. Малхасянц).
[15] Аспарез, пехл. аспрес, аспрас — ристалище, арена, поприще; также мера длины, равная 1/8 мили или 1 стадии.
[16] Сепух — остальные (после танутера — главы рода) члены нахарарского дома мужского поколения. В данном случае князь из рода Мамиконянов.
[17] В подлиннике сказано: «Проезжал его тесть Амазасп…» Тут ошибка, которую мы исправили в переводе, следуя указанию Ст. Малхасянца.
[18] Гамапет — встречается только один раз у Фавстоса, в данном месте. Происхождение и точное значение неизвестно. Р. Ачарян в «Этимологич. словаре армян.яз.» предлагает перевести: командир полка, военачальник.
[19] Гаргманак — род головного убора или шлема с изображением орла на нем. Р. Ачарян, «Этимологич. словарь армян. яз.»
[20] Ашхараванд — повязка для царской короны. В данном месте под «ашхараванд ангуйц» надо разуметь ту ленту на аршакидской царской диадеме, которая, начиная от лба, обхватывает диадему и, образуя позади большой бант, двумя концами ниспадает вниз (ср. напр., диадему Тиграна на его монетах) (Ст. Малхасянц и Р. Ачарян).
[21] Апизак — встречается только один раз у Фавстоса в данном месте. Происхождение и точное значение неизвестно. Р. Ачарян предлагает перевести: нагрудное княжеское украшение.
[22] Ехджерк — так называлась возвышенность между нын. Старым Баязетом и Диадином. Ехджерк означает «рога». Меружан растерялся и был опечален этим ответом путников, считая название местности «Рога» плохим для себя предзнаменованием.
[23] Меружан — был сыном Шаваспа Арцруни, которою вместе с Тачатом Рштуни спасли от резни Артавазд и Васак Мамиконяны и за которых впоследствии выдали замуж своих дочерей (Фавстос, кн. III, гл. 18). Таким образом, мать Меружана была рожденной княжной Мамиконян, почему и Мамиконяны называют его своим братом.
[24] Военная дисциплина была строгая в Армении, и Артавазд подлежал смерти за ослушание приказа спарапета и за участие в бою вопреки прямому его запрещению. Его спасла его необычайная храбрость, доказавшая, что он возмужал для того, чтобы успешно биться в бою.

[i] Правильное чтение „Олакан».


К ОГЛАВЛЕНИЮ